Владимир Журавлев - Сын планеты

— Я надеюсь, Страж гор останется верен клятве совести? — спросил вождь.

Я понял недосказанное. Без поддержки воина динго у отряда диверсантов не было шанса даже приблизиться к карателям. Но и с моим участием акция была самоубийственной. В изначальном смысле этого слова…

Узкая крепкая ладошка девочки успокаивающе скользнула по моей щеке.

— Я боюсь, когда ты теряешь сознание, — предупредила она. — Не уходи.

— Теперь не уйду, — вздохнул я. — Я хотел уйти, на Астору, отдышаться после боя — так не дали. Не так это просто, как раньше.

— Почему?

— Сын Планеты, в этом суть.

— Не понимаю, — сказала девочка беспомощно.

— Ну, это просто. Представь, что ты дружишь с одним парнем, даже живешь у него — но на танцульки бегаешь с другим.

— Да сколько раз уже! — развеселилась девочка. — Бывает очень интересно — хотя их, конечно, это бесит!

— Здесь то же самое.

— Да? Ну… тогда твоя Астора — очень ревнивая дама! Или не вся Астора? Это твоя несравненная Анико-сан, верно?

— Я унес ее во взрослую жизнь, — напомнил я.

— Да догадалась я уже, что прячется за этими невинными словами! — ухмыльнулась моя подружка. — Как это романтично, ах! Отнеси меня во взрослую жизнь… Слушай, а что, если я тоже так хочу?

Она развлекалась от души. Пока я не рассказал ей о ритуале подробно. Она сразу осеклась и надолго замолчала.

— Ты был ей вместо отца? — спросила наконец она.

— Больше, чем отец, — поправил я.

Такова особенность ритуалов Асторы — даже объясненные, они вовсе не становятся более понятными. К ним надо приходить всей своей жизнью. Анни-ко сейчас стояла в самом начале пути. Я ей посочувствовал.

Море шумело, переливалось в предрассветных сумерках.

— Почему-то, когда мне плохо, я всегда иду к морю, — сказала девочка. — Здесь мир кажется великим. А жизнь — таинственной и прекрасной.

Я хорошо представлял жизнь Анни-ко. Это верно — прекрасной она вовсе не бывала. А была она страшной, жестокой и безжалостной. Просто чудо, что в угаре эфемера смог вырасти такой удивительный цветок.

— Отнеси меня во взрослую жизнь, — внезапно сказала она.

Она старательно отводила глаза.

Тонкие руки обхватили мою шею. Как незаметно — и быстро — взрослеют дети…

Он встретил нас за поворотом тропы. Невысокий мужчина, худое вытянутое лицо, внимательный взгляд и спокойные манеры сильного мира сего. Анни-ко соскользнула с моих рук и подбежала к нему.

— Эстергёз Кампьело, — представился он, и властный голос с трудом выразил слабое подобие дружелюбности. — Генерал семи звезд, военно-воздушные силы Веги. В мирное время являюсь наместником этой области, в военное — неограниченным диктатором. Ну, а для вас я просто муж вашей несравненной дочки.

Анни-ко требовательно потянула меня к нему.

— Я ушла во взрослую жизнь, но ты не вздумай меня бросить! — предупредила она. — Астора от тебя отказалась, так что у тебя теперь тоже никого, кроме меня, нет!

— В свою очередь, — любезно сказал наместник, — выражаю и свое личное желание видеть вас гостем в нашем доме. Анни-ко рассказывала о вас столько … интересного. И давайте не откладывать знакомства. Мы с Анни-ко направляемся сейчас домой. Как вам идея присоединиться?

— Никак, — спокойно ответил я. — Мы не сможем дружить. Очень уж различается наше положение.

— В каком смысле?

— В любом. Даже сейчас: вы ездите, а я хожу пешком.

На Веге наличие личного транспорта означало очень, очень многое. В частности — непреодолимую пропасть между мирами, в которых мы существовали. К чести наместника, он принял это сразу. Хотя от язвительного замечания не смог удержаться.

— А так ли уж нужен вам транспорт? — бросил он, уже уходя. — В джунглях за вами не смогли угнаться на броневиках, к примеру…

Вот и пришел в свой черед сезон дождей. Дожди на Веге — символ очищения. Они приносят в приморье прохладу, тишину и спокойствие. А мне — долгие неспешные размышления.

Мне нравится гулять в дождь. Костюму воина динго влага нипочем, в нем и нырять можно, если потребуется. Обычно я гуляю в Древнем городе, чьи каменные мостовые помнят сотни поколений лордов, где деревья, посаженные в честь первенцев на Веге, до сих пор омывают свои гигантские кроны теплой водой, где все дышит древностью и покоем — от разноцветных плит водоводов до вросших в землю мраморных оград особняков.

Я размышляю — если этот процесс еще можно называть размышлениями. Я брожу по умытым потоками воды аллеям, стою под кронами гигантских деревьев, где сухо даже в сезон дождей, спускаюсь и поднимаюсь по бесчисленным каменным ступеням лестниц, вросших за давностью лет в тело холма, на котором стоит Древний город — и постепенно проявляется мысль-утверждение о том, что меня занимает. Еще километры прогулок — и следующая мысль всплывает, проясняется, ложится на свое место в памяти, чтобы когда-нибудь излиться мгновенным решением-действием. Главное — не мешать процессу.