Евгений Прошкин - Рассказы

Проходя мимо старого дерева, Лукин машинально сорвал яблоко. Оно оказалось кислым.

Костик воткнул лопату в землю и облокотился на отполированный бесчисленными ладонями черенок. Вздохнул, сдвинул шапку на затылок, утер лоб. Пыльный, с комочками прилипшей грязи рукав оцарапал кожу, и Костик нервически подвигал бровями. Поднял голову и снова вздохнул. Поясницу ломило, плечи ныли. На пальцах пульсировали красные припухлости будущих мозолей. Он повел глазами — ничего нового.

Высокая сопка издали казалась пушистой, но Костик знал, что ее покрывает корявый кустарник, сросшийся в непроходимую чащу. Он страшно удивился, когда услышал, что растения с сухими узловатыми ветками — дальние родственники кедра. Тяжелая жизнь на склоне вулкана превратила мощное и гордое дерево в злобного карлика.

Из-за сопки выглядывала другая, пониже, а между ними в хорошую погоду можно было увидеть третью, совсем черную, с хилым дымком наверху. Дальше начинался океан. Несколько куч шлака, торчащих из воды, да узкий перешеек в бурой осоке — и это убожество посреди Курильской гряды кто-то додумался назвать островом.

Костик повернул голову — еще одна сопка. Знакомый пейзаж, знакомый ветер, который приносит с отмели запах солярки и гниющих водорослей. Ничего нового. Все два года — ничего…

— Тарасов! Резче дергайся!

— Я не заводной, товарищ.

— Товарищ прапорщик, — поправил Галугаев.

— Ментяра ты вонючий… — буркнул Костик, расшатывая древко.

Ржавый штык лопаты успел намертво приклеиться к глине, и вырвать его оказалось не так просто. Тарасов отрезал пару квадратов дерна и, подняв их за травяные загривки, переложил в жестяной короб, потом неторопливо обошел телегу и взялся за ручки.

— Шару гонишь, дембель, — с улыбкой констатировал Галугаев. — Ну-ка, загрузил тачку по полной.

— Спина болит, товарищ…

— Товарищ прапорщик, — с нажимом повторил Галугаев. — Забыл мою кличку, что ли? Ты же, говорят, сам ее и придумал — Гулаг.

Начальник гауптвахты достал сигарету и нарочито медленно, со вкусом, прикурил.

— Гулаг… — повторил он, выпуская дым через кривой, перебитый нос. — А что, мне нравится. Солидно. Ну куда, куда?! — протянул он, когда Тарасов вновь попытался увезти полупустую телегу. — Я же сказал: с горкой, чтоб колесо скрипело. Засиделся ты, брателло, в штабе, совсем форму потерял. Тебе же домой скоро. Вот залезешь на свою дуньку, и что? Тоже трудиться не захочешь?

Часовой, младший сержант Покатилов, скучавший неподалеку, сдержал смешок и заинтересованно уставился куда-то вверх. Ему, прослужившему всего год, потешаться над Тарасовым было не с руки: скоро Костика освободят, и они встретятся в казарме — там у Покатилова уже не будет грозного «АК-74», а останутся лишь никчемные лычки, две желтые сопельки на плече, бессильные против дембельского гнева.

Тарасов вернулся к лопате и ковырнул тяжелую землю. Работать не хотелось. Хотелось жрать, спать и курить, а работать — нет. Он, Костик Тарасов, свое уже отпахал. Бляха на ремне давно согнута, сапоги подрезаны, х/б ушито. В Москве ждут мама и сестра Люда, и Наташка тоже ждет — если не врет, конечно.

В небе что-то грохнуло, негромко и лениво, словно ответственный за погоду утомился от долгой вахты. На черенок лопаты упала крупная капля и, разлетевшись вдребезги, окропила Тарасову лицо.

— Дождик, товарищ прапорщик…

— А как мореманы служат? Представь, что ты на мысе Гваделупа, — хохотнул Гулаг. — Реют паруса, и Нептун гонит тебе в харю…

Галугаев задумался, соображая, что может гнать Нептун. Ему хотелось выразиться предельно витиевато, но на ум ничего не приходило.

— Гонит волну, — закончил он, поднимая воротник куртки. — Копай, дембель. Как там у Дарвина? Лопата сделала из обезьяны человека. Ферштейн? Не слышу ответа.

— Так точно, — проскрежетал Костик, упираясь ногой в штык.

Небесные прапорщики вздрючили облако, и из него высыпалось несколько новых капель.

— Ливень будет, — заметил Галугаев. — Это тебе не на печатной машинке тыц-тыц. Это, дембель, настоящая служба. Сейчас промокнешь как собака и в камеру. А в камере бетон, а нары, сам знаешь, после десяти. А ужин привезут нескоро. И холодный. Бр-р-р!

— Горячий привезут, — возразил Тарасов.