Михаил Савеличев - Черный Ферзь

От облика человека веяло стылой жутью. Сворден не сомневался — начни тот душить их по очереди, никто не сдвинется с места от ужаса.

Шаг. Еще шаг. Темная фигура надвигается, поглощая, впитывая окружающий мир. Мертвые головы с пустыми глазницами кривят безгубые рты в ужасных ухмылках. Вонь полуразложившегося трупа выворачивает наизнанку. Трупяк. Насыщенный атмосферным электричеством Стромданга самодвижущийся трупяк, чьи мертвые мышцы сокращаются не волей гниющего мозга, но чудом постоянного тока. Смотрит над собой, где беснуются громовые птицы, почуяв тухлятину. Поднимает палку, целясь в птиц, сжимает ее, отчего из отверстий брызгает уже знакомая черная жидкость, а вверх устремляются тончайшие прозрачные нити.

Что там происходит — понять трудно. Свара, избиение. Птицы каркают, бьют громадными крыльями, падают. Сверкают молнии. Сыпется почерневшая чешуя. Слышится шмяканье об лед. Вокруг дасбута — агонизирующие тела. Скребут когти. Судорожно распахиваются пасти, безуспешно пытаясь исторгнуть последний крик.

Человек стряхивает палку и скрывается за кормовой рубкой. Палуба усеяна безобразными пятнами.

Пятнистый тихо завыл. Гнездо упал на колени, и его вывернуло. Паук приготовился спрыгнуть с палубы, но Клещ схватил его за капюшон.

— Успокойтесь! — прорычал Церцерсис. — Заткните его!

Сворден шагнул к Пятнистому, взял за шиворот и встряхнул. Пятнистый замолчал.

— К такому никогда не привыкнуть, — пожаловался Гнездо, все еще стоя на четвереньках. — Как вас только блевать не тянет?

— Всем по местам, — приказал Церцерсис. — Не ссать. Выродки нас не видят и не чуят.

— Почему? — спросил Сворден.

Церцерсис уставился на Свордена, но тот глаз не отвел, лишь еще раз тряхнул молчащего Пятнистого.

— Редуктор обесточен, — сказал Церцерсис. — А без него они не люди, понимаешь?

— Они и так не люди, — жалобно сказал Пятнистый. — Трупяки.

— Не полезу, — сказал Паук.

— Я то… — начал Пятнистый, но осекся.

Церцерсис выхватил нож и полоснул Паука по горлу. Хлынула кровь, Паук задергался. Ноги его подогнулись, но Клещ продолжал крепко держать тело.

— Отпусти, чучело, — сказал Гнездо, поднимаясь и вытирая рот.

Клещ отпустил, ткнул ботинком неподвижного Паука.

— Блевать не тянет? — поинтересовался у Гнезда Церцерсис, все еще не пряча нож.

— Нет, — хмуро ответствовал Гнездо.

— Тебя еще что-то интересует? — повернулся Церцерсис к Свордену.

Сворден пристально смотрел в глаза Церцерсису, пока тот не выдержал и не перевел взгляд на Пятнистого:

— Ты чего вякал?

Пятнистый затряс головой.

— В дасбут. Живо.

Первым на носовую рубку взобрался Гнездо, за ним — Пятнистый, Клещ. Церцерсис придержал Свордена за рукав:

— Ты самый головастый из отбросов, поэтому в пекло особо не суйся, расходного материала и так хватает.

Внутри рубки никого не обнаружилось. Скудное аварийное освещение кое-как разжижало царящую в дасбуте тьму. Что-то хрипело и булькало. Иногда чудились юркие тени, шнырявшие под ногами. И еще было холодно. Холоднее, чем снаружи. Металл обжигал даже сквозь одежду.

Никто не разговаривал и вопросов не задавал. Гнездо уверенно повернул в сторону кормовых отсеков. Люки в переборках оставались отдраены. Легкий сквозняк бросал в лицо идущим сложные запахи механической и органической мертвечины — металла, смазки, тухлятины, сдобренных привкусом океана и радиации. Казалось, титанический стальной дерваль сожрал, перемолол весь экипаж в жерновах механизмов и одним глотком отправил их в раскаленную топку ядерного реактора, и лишь куски плоти остались догнивать, застряв в промежутках металлических зубов.

В одном из закутков Сворден разглядел копхунда. Тварь привинтили к переборке болтами. Она таращилась громадными глазами из-под широкого лба. Какая-то мерзость стекала из пасти. Валялись обглоданные кости.

Встретившись взглядом со Сворденом, копхунд дернулся, оскалился. Распятые конечности напряглись, но болты держали крепко. Замыкающий шествие Церцерсис нетерпеливо толкнул замершего Свордена в спину.

Вскоре они еще раз спустились по трапу и очутились на палубе, где размещался экипаж. Здесь к аварийному освещению добавились включенные фонари, подвешенные к раздвижным дверям кубриков. Стылый синий свет позволял рассмотреть внутренности узких длинных ячеек.

На полках лежали люди. Чтобы умещаться в отведенном для отдыха объеме им приходилось жаться, корчиться, втискиваться в коечные щели, непрерывно шевелясь личинками в тесных коконах влажных простыней, безнадежно стараясь найти удобное положение. Закрытые глаза, распущенные рты, кожа, примерзшая к костям черепа.