Михаил Савеличев - Черный Ферзь

— Она не моя, — возразил Сворден.

— Ха! — Церцерсис провел пальцем по шрамам, будто проверяя — не исчезли ли куда. — То-то она на тебе с самого начала вешалась. Почуяла защитничка…

— Хватит уже.

— Прикинулась, — Церцерсис плюнул. — Баба в своре — корму больше. Вот как говорят! Соображаешь? А эта… Кехертфлакш! Прикинулась мальчишкой, стерва!

Свордену надоело возражать. Тема Пятнистой-Флёкиг и ее превращений из девочки в мальчика и обратно все еще оставалась болезненной для Церцерсиса. Стоило каким-то боком ее затронуть, как уже ничто не могло пресечь потоки яда, которые Церцерсис изливал на Пятнистую. Он так и продолжал ее звать — Пятнистая, кривя губы и сжимая кулаки.

Несмотря на все усилия Свордена как-то предугадывать течение разговоров и вовремя отклоняться от чреватой подводными камнями темы в более глубоководные и спокойные фарватеры, Церцерсис все же умудрялся даже в безобидной болтовне напороться на шхеры по имени Пятнистая.

Постепенно у Свордена укрепилось ощущение, что обсуждение преображения Пятнистого в Пятнистую, чучела в стерву — единственное, что по-настоящему интересно Церцерсису. Только тот это тщательно скрывает.

— Возьми ее себе, — предложил Сворден, решив проверить догадку.

Церцерсис закряхтел, взял со стола наушник, послушал. Ничего, кроме разрядов забортного электричества, оттуда не доносилось. Шум мира, вывернутого наизнанку. Но Церцерсиса успокаивало.

— Страх, — он выпрямил указательный палец, возвращаясь к прерванному разговору, — страх есть кратчайший путь к цели. Скажу больше — это вообще единственный путь к цели. Убеждения, уговоры, посулы — все, что угодно, лишь маскируют стремление породить страх — страх не оправдать надежд, потерять лицо, разочароваться в идеалах.

— Значит, Блошка и остальные умерли из-за страха? — уточнил Сворден.

— Я говорю о людях, а не отбросах! Блошка, Крошка, Мондавошка, кехертфлакш, — все они лишь части единого организма. Один — лапки, другой — усики, третий — брюшко. По отдельности каждый — тупая скотина, червяк. Но если их собрать, то можно получить нечто похожее на человек. Заметь — похожее. Не более того.

— Но они — люди?

Церцерсис посмотрел на Свордена:

— Блошка — человек? — пришла его очередь уточнять. — Пятнистый… тьфу, Пятнистая — человек?!

— Разве нет? — спросил Сворден. — Выглядят они как обычные люди. Две руки, две ноги, голова, перьев нет.

— Вот ты о чем, — Церцерсис потер глаза. — Слыхал я о такой мути. Слыхал. Человек — отдельно. Так вот, брось!

— Что бросить?

— Думать так брось! Нет никаких людей по отдельности, понятно? Нет! Если ты по отдельности жрешь или там в гальюне сидишь, то это еще не делает тебя человеком.

— То есть, ты тоже не человек? Не отдельный человек? — поинтересовался Сворден.

— Не отдельный, — согласился Церцерсис. — Постой, уж не считаешь ли ты себя…?

Сворден промолчал. Церцерсис хлебнул из кружки.

— Невозможно, кехертфлакш, жить в одном месте! Вот представь, что твоя, — Церцерсис скривился от отвращения, — твоя… хм, Флекиг вылезла из-под теплого одеяла, взяла нож и пришила бы, ну, например, Червяка. Дрянь существо, никчемное, только воздух портит, но все к нему как-то притерпелись. Ну, вот так случилась — прирезала его из-за отвращения. Считал бы ты себя виноватым?

— За то, что она зарезала Червяка?

— Мерзкого Червяка.

— Она бы никогда этого не сделала.

— Почему? — Церцерсис подался вперед так, что Сворден легко мог укусить его за нос. Но не стал.

— Я бы ей не позволил.

— Ты ведь спал, — объяснил Церцерсис. — Накувыркался ночью и заснул.

— Тогда, конечно, считал, — пожал плечами Сворден. — Я ведь в ответе за нее.

— То есть, она — часть тебя?

— В каком-то смысле, — сказал Сворден. — Она самостоятельный человек, но…

— Подожди, — Церцерсис еще ближе наклонился к Свордену, и тому пришлось отодвинуться. — Ты хочешь сказать, что ты и она — отдельно? Вот здесь — она, вот здесь — ты? Так? — Церцерсис развел руки.

У Свордена возникло странное чувство, что они говорят на совершенно разных языках. Слова употреблялись те же, но смысл их не совпадал.

— Э-э-э… так.

— По отдельности мы бы здесь все сгнили. Кто пошел бы на поверхность? Кто бы чинил помпы? Каждый по отдельности? — Церцерсис с сомнением посмотрел на свою руку, точно ожидая, что она отделится от тела и отправится по своим делам.

— Но если никто этого делать не будет, то все погибнут. Каждый это понимает. Поэтому и берут на себя часть общей работы.