Пол Андреотта: Сладкий вкус огня

- Я ищу Дув, - сказал я.

- Это я.

- Забавное имя. Я думал, это название болезни.

- Сегодня мы больше не выдаем билетов.

Она помедлила, прежде чем вернуться к книге, и вновь взглянула на меня. Ее глаза слегка расширились - так кошка, оценив обстановку, решает подойти к вам поближе.

- Приходите завтра утром, - сказала она.

- У меня особый случай. Я журналист. Вы могли бы оказать мне небольшую услугу.

Я решил использовать личное обаяние - оно уже успешно опробовалось на экономке Софи Лорен в Риме, на привратнике Датского посольства (я должен был привести туда фотографа до начала похорон) и на лидере баскских сепаратистов после похищения архиепископа (тонкая обходительность - моя визитная карточка). Но эта девушка оказалась непробиваемой, и ее реакции были ни на что не похожи.

- Какой прок от журналиста? - спросила она, забавно наморщив носик. На кончике виднелась маленькая ямка, словно третья ноздря. И у меня вдруг возникло странное желание коснуться этой ямки кончиком языка.

- Пока не известно. Крупнейшие знатоки бьются над этим вопросом, но пока безрезультатно.

Мое замечание не имело ни малейшего успеха. Она даже не улыбнулась.

- Что вы читаете? - поинтересовался я.

- "Введение в психоанализ" Фрейда.

- И вам все понятно?

На этот раз ее глаза широко раскрылись, выражая крайнюю досаду и изумление. Казалось, они говорили: "Как можно быть таким идиотом?"

Она встала и подошла ко мне, двигаясь в каком-то замедленном темпе. Ее наряд состоял из выцветших джинсов и зеленой блузки, лифчика не было передо мной промелькнули ее маленькие розовые груди. Ростом она оказалась выше, чем я думал. У нее были длинные волосы и тонкая, немного нескладная фигура подростка, который вырос слишком быстро.

- Это насчет дела в Даксе?

- Да. Только не спрашивайте, верю ли я в подобные вещи. Но мне бы хотелось узнать мнение месье Бонафу. Кстати, для него это уникальная возможность защититься.

- Моему дяде не надо защищаться. На него никто не нападает.

- Все нападают на знахарей. Я предоставлю ему большую аудиторию - два миллиона читателей. (По правде говоря, милая девочка, сорок тысяч в лучшем случае.)

- Дайте подумать... - Она приложила кончик указательного пальца к губам. - Сейчас он не сможет вас принять. Разве что вечером. Вы можете зайти ко мне?

- К вам? Вы не живете вместе?

- Нет. Я ему немного помогаю, когда есть время. Но у меня нечасто бывает время. Знаете просеку за Проломом? В самом конце просеки за ручьем - отдельный дом. Приходите часам к девяти.

Только тут я заметил, что у нее совсем нет певучего акцента, характерного для местного населения. Ее голос звучал нежно и томно, напоминая звук медленно разрывающегося шелкового лоскута.

- Чем вас угостить? Вот бисквиты - я их делаю сама.

Они были поистине словно из восемнадцатого века - темно-серые и твердые как орехи.

- Вы не очень любите готовить, не так ли? - заметил я.

Она миролюбиво кивнула, показывая, что моя бестактность ее вовсе не задела. Между тем ко мне подошла такса и с весьма деловитым видом обошла вокруг моего стула.

- Иди поиграй, - сказала девушка псу.

Она сделала вид, будто кидает камень в сторону поляны. Пес помахал хвостом и ленивой походкой вышел на двор, глядя туда, где должен был приземлиться воображаемый камень. Затем с важным видом вернулся, высунув язык.

- Вот лентяй! - сказала она.

- Просто он скептик. Не верит в невидимые камни.

- Тогда он не прав.

Я поднял настоящий камень и зашвырнул его так далеко, как только мог. На этот раз пес умчался во весь дух.

- Любой дурак может сделать это, - сказала она, не уточнив, кого имеет в виду, пса или меня. - Я думаю, дядя скоро придет.

- Почему вас зовут Дув? - спросил я.

- Посмотрите в словаре. Дув - куриная слепота, в ботанике лютик жгучий - ядовитый цветок, который растет в болотистой местности. Очень похоже на меня. На самом деле это фамилия. Мое христианское имя - Тереза.

Мне хотелось задать еще много вопросов, но окружающая обстановка не очень располагала. Старый дом был словно третье лицо в разговоре. Как будто рядом присутствовала строгая, чересчур благонравная бабушка. Он наблюдал за нами, скорчившись во тьме; и своеобразная красота лежавшего перед нами парка, скорее напоминавшего большой сад, тоже располагала к тишине. По небу стремительно промчался стриж, огласив окрестности протяжным, тоскливым криком. Мне вдруг показалось, что когда день стал ночью, что-то произошло в воздухе. Аромат жасмина пропал, и после вспышки зарницы ему на смену пришла волна более сильного, более острого животного запаха: жница, дремлющая в поле на стогу подгнивающего сена. Впервые я ощутил запах Терезы.