Пол Андреотта - Сладкий вкус огня

И вдруг, когда поезд уже приближался к станции, Тереза взглянула на меня с торжествующим видом.

- Ты жалеешь, - спросила она, и ее нижняя губа дрогнула, - жалеешь, что встретил меня?

- Нет, - ответил я, - но меня удивляет одна вещь. Почему вдруг оказывается, что два человека любят друг друга?

- Они не любят, - сказала она. - С чего ты взял, что они любят?

- Перестань, Тереза!

Из-за шума поезда нам пришлось повышать голоса. Поднявшись со своим чемоданом в вагон, я осознал, что забыл ее поцеловать.

- Счастливо! - крикнул я.

Для меня это было самое искреннее пожелание, которое когда-либо произносилось со дня творения. Очень скоро Тереза превратилась в маленький светлый силуэт на платформе, очень прямой, очень ясный - я никогда не видел ничего красивее. И ты уезжаешь! Я резко закрыл окно, сел в угол и принялся созерцать фотографию площади св.Марка в Венеции. Поезд дал свисток и стал набирать скорость, пересекая долину. Я знал, что, повернув голову налево, увижу дом и парк, но воздержался. "Это только начало сказал я себе. - Стоп. Новый пункт. Постарайся смотреть на вещи разумно, покажи, что ты большой мальчик. Найди другую мысль, чтобы первая вылетела из головы (какая чушь...) Вот вторая мысль: произошло нечто таинственное. Тайна. Языческие мистерии, совершаемые в полнолуние, - что они собой представляли? Счастье? Это и есть счастье? Увидеть один раз и вспоминать всю оставшуюся жизнь?!" Я понял, что кричу. Это не случалось со мной довольно давно и в какой-то мере было даже забавно. Как говорится, надо просто привыкнуть.

7

Мои воспоминания о последовавшем периоде не совсем отчетливы. Я кидался от одного занятия к другому, приходя в себя лишь ночью в постели, одинокий, как зверь, зализывающий свои раны. К счастью, новая работа, которую мне поручил Берни, позволяла отвлечься. Девицы Сен-Жермена, все очаровательные создания не старше 21 года, безумные девицы, утопавшие в волнах поп-музыки; и Вержю, как безумный снимающий их своим "Роллеем". Девицам нравилось поверять мне свои секреты, рассказывать о своей жизни, вплоть до тех далеких дней, когда они еще жили дома. ("Мои родители... О Боже, не говорите мне о родителях, вы правда хотите, чтобы я рассказала о своих родителях?") К трем часам одна из них оставалась со мной, словно маленький сувенир ночи. Мы заканчивали беседу в постели в одной из комнат на задворках Сен-Жермена, Шарантона или Монтружа. В каждой я тщетно пытался найти лекарство от своего недуга. В этих едва созревших устах, отдававших винно-табачным перегаром, я искал надежду на избавление. Их всегда звали Лилиан, Даниель или Нора. Одна из них, раздеваясь, все время переступала с ноги на ногу, как будто ей ужасно хотелось пописать. У другой были кроткие невинные глаза; но как только она оказалась голой, они загорелись бешеной страстью. Мы объезжали все новые закоулки на машине Вержю, молодого человека, любившего колесить по пустынным улицам. Новый клуб. Еще одна исповедь. Какая-то бывшая княгиня, отличавшаяся изысканностью манер. Но когда мы стали танцевать, ее груди вдруг обхватили меня, словно вторая пара рук, и ее губы страстно прижались к моим. По какой-то неведомой причине (подобной причинам некоторых редких болезней) я играл в эту игру совершенно искренне. Мое сердце было всюду сразу, воспламеняясь во время оргазма. Потом, лежа на простыне, я пытался найти магнитный полюс своей жизни, и вновь ко мне возвращалась Тереза. Я вспоминал ее жесты, ее особую манеру изгибать спину и ее слова: "О, Серж, я никогда больше не смогу заснуть, если не почувствую на лице твое дыхание". А где была при этом Ким? Под утро я лежал рядом с ней, в лучшем случае пьяный, не буйный, не печальный, не веселый, только задумчивый. Но эта безмятежность была хрупкой. Кошмары, таившиеся во тьме, только и ждали, когда я потеряю бдительность. Во сне я шагал по тротуарам, которые кишели ужасными осклизлыми чудовищами. Они корчились в предсмертных судорогах - безголовые, одноглазые или со ртом на животе. Я должен был пробираться между ними и ни в коем случае не касаться, чтобы не превратиться в одного из них. Потом я внезапно пробуждался. "Ты без конца ворочаешься. Мне это надоело", - жаловалась Ким.

Новый сон - но сон ли это был? Удобно устроившись на потолке, я взглянул вниз, на самого себя, спящего. "Ты превосходно выглядишь! заметил я. - Просто превосходно... - Кто это сказал?.. - Ты, ты, идиот. Тут больше никого нет... - А кто это сказал? Я же слышал голос... - Идиот, это крыша твоего гроба отражает звуки твоего голоса".