Пол Андреотта - Сладкий вкус огня

- И святилище все еще запретное место?

- Не знаю. Мне не приходилось его видеть.

- А мне приходилось.

Я встал и зашагал прочь. Мне ужасно хотелось громко расхохотаться. "Это уж слишком!" - думал я. Наконец-то у меня появилось ощущение свободы.

Дом был пуст. Быстро собрав вещи и уложив из в чемоданчик, я вышел в парк и позвал Терезу. Но единственной живой душой в парке был старый садовник, копавшийся в огороде. Я подошел к нему. Впервые мне удалось рассмотреть садовника как следует. Вблизи вид у него был довольно отталкивающий. Красноватое родимое пятно покрывало его правую скулу и нижнюю часть носа. Еще я заметил, что у него разноцветные глаза: левый серый, правый - очень светлый, с зеленовато-голубой верхней и темно-синей нижней половиной. Не знаю почему, но они напомнили мне глаза собаки. Кстати о собаке: что случилось собакой, которую я видел здесь в первый день?

- Мадемуазель Дув дома?

- Нет, - сказал он, продолжая копать, - она у своего дяди.

- Но она сказала...

- Он пришел за ней после ленча. Она ему понадобилась.

- Не могли бы вы дать мне ваш велосипед? - попросил я.

- За сараем.

"Здесь была собака, - думал я, нажимая на педали, - такса, я помню очень хорошо. Что она сделала с собакой?" Подобными вопросами я занимал свои мысли, - лишь бы не думать о той единственно реальной проблеме, которая стояла передо мной: как сказать Терезе, что я уезжаю навсегда? Я говорил - было ли это прошлой ночью или позапрошлой, или во время полета к звездам? - что люблю ее, что всегда буду любить ее и не буду любить ни одну другую женщину. Я прижал ее к себе и сказал, что отныне мы едины, телом и душой. А что, если это так, Серджио? Не называй меня как Марк. Что, если ты околдован? Если хочешь избавиться от любовного недуга, перережь глотку жабе в новолуние, вымочи ее селезенку в отваре из васильков и барвинков, добавь немного крови крещеного петуха, хорошенько перемешай и принимай в горячем виде... Я продолжал крутить педали. Старый велосипед Фу жалобно дребезжал, словно сочувствуя моим путаным мыслям. Подъехав к большому серому дому, я не увидел ни машин, ни клиентов. Очевидно, по средам прием не проводился. Я прислонил велосипед к крыльцу, поставил рядом свой чемодан и обошел дом, как в первый день.

Тереза и ее дядя были на кухне. Они засыпали в большие котлы кучи каких-то листьев и трав и перемешивали их. Некоторые котлы стояли на слабом огне. Бонафу, в рубашке с засученными рукавами, встретил меня довольно приветливо.

- Заходите, дайте пожать вашу руку.

Тереза, увидев меня, не выказала удивления. Она подошла к шкафу, заполненному папками с сушеными травами, и спросила:

- Что теперь класть?

- Щепотку этого, - ответил целитель и, повернув улыбающееся лицо ко мне, добавил: - Peroinca minor... Подойди сюда, я покажу, как нужно готовить компоненты.

Только тут я заметил пожелтевшую картину, которая висела на стене. Это был Папа. Не нынешний - предыдущий. Папа. Но на кой черт мне знать, какой это Папа?

- Тереза, - сказал я, - мне нужно с тобой поговорить.

- Сейчас?

- Да.

- Но я не могу...

- Ничего, ничего, я и сам управлюсь, - заверил Бонафу, улыбаясь с видом соучастника.

Она вытерла о джинсы свои дивные руки с длинными пальцами и улыбнулась мне. Сумрачная кухня вдруг озарилась светом этой солнечной улыбки. Тереза неуклюже забралась на подоконник, ударившись коленкой, спрыгнула на землю и прильнула ко мне.

- Ты уезжаешь? - спросила она, повиснув на моей руке. Это была ее манера горевать - или защищаться от удара. - Все будет хорошо. Я провожу тебя до станции. Я... - Она не давала мне возможности вставить слово. Серж, почему бы тебе не остаться? Разве ты не был счастлив? Мы могли бы провести вместе всю зиму. Тебе так трудно изменить свою жизнь? Серж, я тебе скажу одну вещь: все люди хотят перемен, а когда появляется возможность, они передумывают.

Потом она замолчала и посмотрела мне в глаза.

- Назови мне причину, только одну стоящую причину, и я отпущу тебя.

"А если ты не отпустишь меня, как мы будем играть дальше, моя колдунья?"

Но она прочитала мои мысли.

- Конечно, ты и так свободен, Серж. - И она шла дальше, все еще не давая мне возможности вставить слово. - Ты бы не скучал здесь. Здесь никто не скучает. Ты говорил, что хочешь написать книгу. Вот и хорошо: тут у тебя будет сколько хочешь времени. Тебе даже не понадобятся деньги - у меня есть все, что нам нужно. Да ведь ты и сам говорил... - Она снова остановилась. - Ты сотни раз говорил, что твоя жизнь в Париже - это кошмар. Почему ты не можешь быть проще, милый? Иисус говорил: "Да значит да, нет значит нет - а все остальное от дьявола".