Фриц Лейбер - Лунная дуэль

Странно, что люди тысячелетиями глядели на Луну и даже не могли предположить, что на самом деле она такое: бледное мраморное кладбище для живых мертвецов, высохшая космическая Тортуга, место, куда миллионы миров свозили на серебристых кораблях своих мятежников, еретиков, преступников, сумасшедших. Не на плодородную, теплую, укрытую одеялом атмосферы Землю с ее диковинной юной расой, которой эти изгои могли бы причинить вред, а на огромную серебристую скалу спутника Земли; и они влачили здесь свое одинокое, наполненное одной лишь яростью существование, каждый в личном скафандре, с личным оружием и личной одинокой хижиной или норой. Они жили, перерабатывая собственные отходы — а также ожесточение, ненависть и заблуждения, которые привели их сюда. Их было не меньше тысячи — достаточно, чтобы превратить Луну в источник пищи и топлива, еще раз победить природу и, быть может, даже стать хозяевами Земли. Правда, для этого им нужно было сотрудничать; но именно их отказ от сотрудничества послужил причиной изгнания, а кроме того, здесь были представители почти пятисот различных галактических рас. И поэтому, хотя они располагали каким-то видом электронной, псионической, черт-знает-какой-еще связи — по крайней мере о том, что случалось о одним изгнанником, сразу становилось известно другим, — каждый из них оставался одиноким Робинзоном без Пятницы; отсюда и их название.

Я рискнул включить подсветку и взглянуть на часы. Прошло только тридцать секунд. Этак за те два часа, через которые я могу ждать помощи — и то, если мой сигнал был получен, — минует целая вечность, а тем временем крузо… Мои чувства напряглись, зато мысли вновь побежали куда-то далеко.

Люди пристрелили первого же крузо, которого встретили: они так испугались, что забыли все, чему их учили. С тех пор крузо всегда первыми открывали огонь — по крайней мере старались, — игнорируя наши запоздалые усилия установить контакт.

Мне казалось, что мои размышления об извечной проблеме универсального галактического кодекса были недолгими, но, когда я снова взглянул на часы, семьдесят минут исчезли невесть куда.

Я застыл, будто меня заморозили. За это время охотник десять раз мог найти меня и убить — он даже успел бы сбегать домой за своими собаками! И органы чувств не спасли бы меня, поскольку мой разум витал далеко. Ведь даже сейчас, напрягая их в страхе, я слышу лишь стук собственного сердца, шум собственной крови в ушах и, кажется, даже движение молекул воздуха внутри моего шлема.

Чего я не сделал, сказал я себе, так это попытки подумать о крузо логично и методически.

У него есть оружие, подобное моему, и по крайней мере три вида зарядов.

Он мог приволочь его от своей ниши до кромки расщелины секунд за сорок, а то и меньше: он наверняка быстрый бегун, сколько бы у него ни было ног; и с большой вероятностью можно предположить, что у него есть реактивный ранец.

И он стрелял в мини-радар. Думал, что это коммуникатор? Оружие? Или какой-то робот, столь же опасный, как человек?

Постепенно мое сердце перестало бешено колотиться, рев крови в ушах поутих, и в ту же минуту я услышал тихое цоканье — звуки передавал каменный грунт. Цок-цок, цок-цок, цок, цок, цок — и с каждым разом немного громче.

Я щелкнул прожектором и увидел, что по полу предыдущего пузыря по направлению к моему шагает серебристый паук, похожий на широкое блюдо с зеленой каемкой и четырьмя опалесцирующими глазами. Его висячие жвала были похожи на зазубренные и загнутые внутрь лезвия ножниц.

Я выстрелил машинально, одновременно упав на спину. Пузырь паука заполнился ярким фиолетовым светом, к которому тут же добавился зеленый. Две взрывные волны одна за другой обрушились на меня и опрокинули навзничь.

Но это задержало меня меньше чем на секунду. Вспышки осветили отверстие в потолке моего пузыря, и как только я вскочил на ноги, сразу же прыгнул, к нему.

Я не забыл, что прыгать надо не резко. Ухватившись правой рукой за черную кромку отверстия, я втянул себя в пузырь, который был над моим. Здесь в потолке дыры не наблюдалось, зато по бокам были две, и я прошел в ту, что была больше.

Так я и двигался от пузыря, к пузырю. Все они были похожи друг на друга, и везде я выбирал самый высокий проход: рано или поздно я окажусь внутри пузыря без второго выхода и буду вынужден возвращаться. Хотя бы осмотрюсь здесь сначала. Прожектор я не выключал.

Я прошел семь, а может, семнадцать пузырей прежде, чем смог успокоиться и начать думать о том, что же произошло.