Януш Цыран: Голос Лема

— Сломалось?

— Да.

— Питание остается? У вас есть связь?

— Да. У этого зала есть свои генераторы.

Он отключил шлем и медленно стянул его с головы. Спокойствие никуда не уходило.

— Знаешь, Ани… — он не мог контролировать себя настолько, чтобы этого не сказать. — Ты недавно спросила, люди ли вы. Ты ведь меня слышишь, правда? Неважно, ты ведь наверняка присматриваешь за матерью. Что сказать, милая: ты врешь, обманываешь, манипулируешь другими и убиваешь, и все это из-за страха и ненависти. Ты наверняка человек. Это мнение… нет, это диагноз психолога. Я надеюсь, ты довольна? Ты готова убить сотни человек, чтобы достичь цели, и при этом наверняка сумеешь найти оправдания для этого убийства.

Отозвался динамик:

— Доктор…

— Я просил тебя молчать. Ямада… Ямада медленно убивал твою мать, оправдываясь тем, что спасет жизнь тысячам. Ты убила сотни людей, чтобы спасти одну женщину.

— Не сравнивайте меня с ним, — даже через динамики он слышал ее гнев.

— И не собираюсь. Я все еще, если придерживаться языка игр, могу дать тебе больше очков за моральность. Потому что он не оправдал доверия, а ты — ребенок. Вы, все дети Барби, заслуживаете чего-то большего. Надеюсь, ты понимаешь.

— Не знаю.

— Поймешь… когда-нибудь… надеюсь.

Он подплыл ближе к Барбаре и взял ее за руку. Та была холодной, словно лед.

— Смотри. Не говори ничего, просто внимательно смотри, девочка. Быть человеком, это порой, пусть редко, но все же означает держать кого-то за руку, когда он уходит. Чтобы он не уходил в одиночестве. Запомнишь? Расскажи об этом остальным. Покажи им. Когда Беа подрастет, расскажи ей о Ямаде, но еще и о Пэм Якобсон, которая рискнула всем, чтобы попросить у меня помощи для твоей матери. Ты об этом не знала, верно? Камеры тогда были отключены. Расскажи ей о парнях из спасательного подразделения, которые станут рисковать жизнью, чтобы вытянуть спасательные капсулы с низких орбит или вытащить людей из разбитых остатков станции. Уверяю тебя, что именно так оно и будет. Несмотря на то что все еще даже не начиналось…

Он почувствовал, как пульс под его пальцами замирает. Почти в тот же момент замигал и погас свет.

Он держал Барби за руку еще долго после того, как на мониторе выровнялись все линии, и не переставал думать о девочке с острова.

Летя в темной коробке, крутящейся в пустоте, Шэн сочувствовал ей.

«Апокрифы Лема» Тукагавы, Крупского и Орвитца ( Dan Tukagawa, J. B. Krupsky, Aaron Orvitz. «Apokryfy Lema»/tłum. Barbara Pólnik//Kraków: «Wydawnictwo Literackie», 2071 ), вопреки шумным заверениям издателя, не представляют собой «первый комплексный анализ посмертного творчества Станислава Лема». В то же время читатель получает довольно захватывающее повествование о тянущейся несколько лет литературно-судебно-информационной войне между пост-Лемом гейдельбергским, пост-Лемом краковско-венским и пост-Лемом японским. Не интересовавшийся до сих пор апокрифологией будет плавно введен в эту область литературоведения, а не знакомому с произведениями Станислава Лема in homine господа ТКО разъяснят все, по возможности, безболезненно.

«Апокрифы» — второй том в серии, подготовленной издательством к 150-летию со дня рождения Станислава Лема. В польском издании они были снабжены кратким послесловием авторства апокрифа Ежи Яжембского, созданного в Ягеллонском университете, v.4.102.17.

В переводе с греческого «апокрифос» значит и «то, что спрятано», и «то, что подделано». Однако апокрифология XXI века не занимается ни фальсифицированными, ни слишком поздно открытыми текстами. Лишь творчеством апокрифов умерших писателей, то есть литературой, созданной ПОДДЕЛАННЫМИ РАЗУМАМИ. Будем точны: так утверждают академики, упорно придерживающиеся традиционных классификаций. Защитники же эмуляционной апокрифистики не говорят о подделках — исключительно о «реконструированных оригиналах».

Поэтому три первых раздела «Апокрифов Лема» авторы посвятили анализу вышеизложенных проблем, взяв в качестве примера три разных метода лемосозидания.

Итак: Станислав Лем post hominem , рожденный в 2048 году в Математическом центре Университета Рупрехта-Карла в Гейдельберге (МАТЦГ), представляет собой результат классического функционирования самообучающейся нейронной сети, реализованной в машинах МАТЦГ. Важно не то, какой точный алгоритм выполняет машина (современные сети никаких алгоритмов, в понимании прошлого века, не выполняют, как и биологический мозг человека), а какие результаты она дает на выходе. Если они достаточно хорошо совпадают с контрольными данными, то и процессы, происходящие внутри «черного ящика», должны быть относительно содержательных (семантических) функций тождественны с процессами оригинала. В случае гейдельбергского пост-Лема питательная среда ( input ) самообучающейся сети представляла собой исторические данные об условиях жизни Станислава Лема in homine, его учебе и в целом о влияющих на него факторах. Контрольными данными были написанные им в то время тексты. Апокрифологи-программисты МАТЦГ признали своего пост-Лема стопроцентно настроенным, когда он сгенерировал «Фиаско» — более лемовское, чем изданное в 1987 году, и отличающееся от того лишь мелочами, которые «в действительности» вносили в текст Лема редакторы и корректоры.