— Прекрати этот балаган, Свирий! — вскричал Мора и нажал рубильник.
Хрен вам, подумал Антон и обесточил мозговой модуль, проваливаясь в безоглядную тьму.
Очнулся он от грохота засова.
— Слава великому К.Г.! — Воскликнул Волобуев. — А я уж думал, что ты помер.
Распахнув пинком решетку, в сопровождении дюжины янычар в панцирях вошел Свирий.
— Кому тут надо на Площадь Негодяев? — Весело спросил он. — Не вы ли изъявили желание повисеть и подсохнуть на солнышке? Тогда выходите.
— У меня есть желание сломать тебе шею, весельчак, — проговорил спецназовец, — но, с твоего разрешения, я изъявлю его позже.
Свирий захохотал. Определенно, Антон его радовал.
— На том свете, дорогой, ты будешь гореть в аду, так что и там нам не суждено встретиться.
— Значит, я приду за тобой в рай.
— Не богохульствуйте, дети мои, — из-за спин, закованных в сталь и перепоясанных перевязями с мечами, выступил еще один старик, на этот раз сухой и длинный, с вислой унылой бородой, одетый в сутану, так же понуро обвисшую. От монаха сильно пахло могилой.
— Уберите попа, я не верующий! — Потребовал Волобуев, и Антон посмотрел на него с уважением.
— А ну встать перед его Преосвященством Первым жрецом, ублюдки! — Рявкнул Свирий.
Приговоренных отстегнули от скамей, но от самих цепей никто и не думал освобождать, они были в круговую охвачены ими словно египетские мумии в пергамент.
Первого волокли Волобуева.
— Ледокол, я виноват перед тобой! — Успел прокричать силач.
— С тебя еще за это спросится, — ответил спецназовец.
— Не переговариваться! — Они были наказаны плетью.
Их волокли к телегам с огромными деревянными колесами, каждого в свою. Каждый должен был умереть в одиночку.
На приговоренных надели высокие шутовские колпаки, а между связанными руками воткнули по толстой свече высотой почти в рост человека, и скорбная процессия тронулась.
Антона неприятно поразило настроение толпящихся по обочинам людей. Равнодушных среди них не было. Одни смотрели с явным предвкушением зрелища, заранее оживленно смакуя детали, другие-с неприкрытой злобой. Когда в них начали швырять яйца, помидоры, камни и просто всякий мусор, Волобуев не выдержал и прокричал:
— За что вы меня мучаете? Вам-то я не сделал ничего плохого.
Чем вызвал взрыв здорового хохота.
— Перестань, Волобуй! — Докричался до него спецназовец. — Не порть людям праздник.
За эти слова он удостоился тычка палкой под ребра.
— Не порть товар, — сказал он Свирию, — а то голубые обидятся.
Палач ухмыльнулся:
— Это точно. Тебя будут драть даже псы!
— Откуда у вас псы? Вы же их всех поели.
— Для тебя, умник, я разорюсь и куплю одного кобеля.
— Зачем же тратиться? Ты сам пес смердячий!
Свирий побледнел от злости и тыкал его под ребра снова и снова.
Наконец телеги нехотя вырулили на Площадь Негодяев. Их приветствовали сотни воплей, площадь была запружена народом, возницы были вынуждены притормозить.
Раздавая кнутовищем удары направо и налево, мрачный эскорт пробивался к возвышающемуся в центре эшафоту. Внезапно спецназовец увидел в толпе Машу.
Видение длилось всего мгновение, и девушка была почти сразу заслонена ревущей толпой, но Антон успел заметить, что девушка повязала платок по-вдовьи. Из-под него виделись только глаза, наполненные неизбывной печалью.
Телеги пробились к эшафоту, и приговоренных грубо сбросили с них. По двое стражников подхватили их под руки и почти бегом припустили к помосту, где уже разминался, поигрывал мускулами палач, голый по пояс, в красной маске.
На помосте возвышалась виселица, специально укрепленная для Волобуева, рядом стоял укутанный проводами саркофаг, открытый, изнутри которого неслась несусветная вонь. "Калваллский гроб"! Его не проведешь как электрический стул, не отключишь сознание. Он выжигает нутро под ноль.
Пока их тащили по лестнице, толпа ревела, не переставая, но едва они оказались наверху, наступила тишина. Спецназовец увидел умиротворенные, даже печальные, лица.
С краю площади имелось возвышение с двумя креслами, в которых восседали Фонарщик и Кристина Мора. Чуть сзади стояли Каин и Инга. Вельможные зрители продолжали опасаться даже связанных бунтовщиков, и были окружены охраной в блестящих кирасах и с оголенными мечами.
Наместник махнул рукой, после чего на эшафот медленно поднялся жрец.
— Снимите с приговоренных эти колпаки, — велел старик сварливым голосом. — Свечи оставьте.
Читать дальше