— Господин, не продам даже за тысячу песет!
Толстяк задохнулся от бешенства.
— Что? Сукин сын, ты чего ломаешься? Хочешь, чтобы я продырявил твою коричневую шкуру? — Янки потянулся к кобуре.
В ту же секунду индеец, отбросив пончо на плечи, выхватил висевший на прекрасно сплетенном поясе длинный обоюдоострый нож. К тому же поясу был прикреплен великолепный револьвер.
Между ними бросился носильщик.
— Спокойно, Вербентэ! Мистер гринго, не хватайтесь за оружие! Прежде чем вы сделаете хоть один выстрел, Вербентэ вас изрешетит. На вашем месте я бы извинился… сын… Вы знаете, что сказали? Аймара этого не прощает, он уважает свою мать!
Попутчики оттащили подальше напуганного янки, а носильщик, заведя его за киоск, объяснял:
— Вербентэ прав. Пончо, сотканное из шерсти длинных волосков, растущих на груди ламы, с подлинным рисунком аймзроэ, теплое и легкое, нельзя приобрести даже за тысячу песет. Оно не продается, его бесплатно может получить только друг.
Носильщик вернулся к Вербентэ.
— Не годишься ты для города. Я не протестовал бы, если бы эта жирная морда познакомилась с твоим мачете. Только, к сожалению, это важная птица — друг комиссара Ююу. Лучше поскорей покинь город.
— Почему, Сигуньа? — возразил индеец. — Я жду в городе своего друга, дождусь его приезда и уйду.
Вскоре прибыл южный экспресс.
Вербентэ моментально узнал Вагнера, хотя они не виделись три года. Он молча ждал, пока его заметит друг, потом, улыбаясь, пошел навстречу, протянул обе руки.
— Мой белый брат долго заставил себя ждать. Вот уже две недели хожу к каждому поезду из Тукумана…
— Вербентэ, друг! — Вагнер крепко обнял его. — Не помолодел, но выглядишь прекрасно! Почему так долго ждал? Ведь я точно написал падре, когда меня надо встречать в Ююу!
Вербентэ подозвал носильщика и, пока Вагнер вручал тому багажные квитанции, рассказал:
— Падре Тома стал стар и забывчив. Твое письмо он потерял, и, когда я пришел к нему в Трено-Тариа, он вспомнил только месяц и город. Вот я пришел сюда и ждал. Издалека ты присылал мне столько песет, что я мог бы прожить здесь целый год. В городе воздух зачумлен, и я заранее радуюсь свежему дыханию гор.
— Я тоже! Завтра мы сможем отправиться?
— Да хоть через час! Нас ждут лучшие мулы, а для багажа приготовлены ламы.
Они уже подошли к выходу с перрона, когда кто-то крикнул сзади:
— Ни с места, руки вверх!
Вагнер, изумленный, обернулся. В десяти шагах от них стояли два полицейских с автоматами. Позади них — комиссар, а еще дальше — какой-то американец.
— Что за шутки, кабальеро? — спросил Вагнер. — За кого вы меня принимаете?
Комиссар из-за спины полицейских крикнул:
— Отойдите от проклятого индейца, нам нужен только он!
— С кем я иду, полиции не касается! — Жилы на лбу Вагнера вздулись. — Существует здесь неприкосновенность граждан, или полиция делает все, что хочет?
— В последний раз предупреждаю, отойдите от проклятого индейца, или я не отвечаю за последствия! — орал американец, размахивая браунингом. — Эта краснокожая собаку угрожала мне!
Носильщик что-то шепнул Вербентэ и побежал через площадь к домам напротив. Вагнер, ничего не заметив, продолжал спорить:
— Господину из Штатов надо поучиться вести себя. Иначе ему здесь быстро перережут глотку. Люди не любят сравнений с собаками, и прежде всего мой побратим Вербентэ!
Полицейские чувствовали себя неловко. Босые, переминаясь с ноги на ногу, они посматривали на площадь. Комиссар тоже заметно волновался. Только толстяк орал:
— Белый — побратим местного туземца! Ну и безобразие! Отойдите, или я стреляю! Мой браунинг…
Он вдруг умолк. Оба полицейских с быстротой молнии прыгнули на подножку вагона и помогли своему комиссару сделать то же.
На привокзальной площади появилась толпа, на солнце сверкали мачете. Немногочисленные путешественники и железнодорожные служащие спрятались в бараки. Машинист сразу дал полный ход, стараясь уйти из опасной зоны.
И тут раздались… нет, не выстрелы — оплеухи. Жилистые горняцкие руки — белые, желтые, красные — лупили по жирным щекам прекрасно выбритого джентльмена…
На следующий день, когда в местечко прибыл эскадрон драгун, там царили тишина и покой. И только жители втихомолку радовались, вспоминая, как был наказан наглый толстяк.
* * *
— У тебя прекрасные друзья среди горняков, — заметил Вагнер, расстилая на первом привале спальный мешок. — Какие пощечины!
Читать дальше