Михаил Лезинский - Колючая Арктика

Узнал Кучаев и о том, что детей у них нет и быть не может — не способным к этому делу оказался железный мужик Сергей Гаранин!.,

Рассказывает Сергей Гаранин о своей жизни, а в кучаевской голове, как заноза, засела фраза, произнесенная небрежно: "Ничего себе домишко, справненький, с пристроечкой — коек двадцать выставить можно!"

Он и сам еще не может понять, что его так насторожило в этом предложении? Хотя, обманывает себя Максим Кучаев, пытается себя обмануть. Иногда в жизни ему это удавалось.

— Сергей! — повернулся Кучаев всем корпусом к Гаранину.

— Ты, случайно, комнаты не сдаешь?

Очень хотелось Максиму Кучаеву услышать, что никакие комнаты Сергей Гаранин не сдает, а, если и сдает, то по такой цене, что себе в убыток — людям же надо где-то приткнуться временно.

— Обижаешь, обижаешь, гражданин начальник, своего, можно сказать, лучшего друга! — И действительно, в цыганистых глазах плещется обида. — Да для тебя… В любое время! За так! Хоть с женою приезжай, хоть со шмакодявкою какой. Шито-крыто! Могила!

На заднем сиденье расхохоталась З.И. Щеглова-Гаранина.

— Помнишь, Сереженька, этих?

— Помню, — рассмеялся Гаранин.

Они понимали друг друга, с полуслова. Телепатическая связь работала надежно.

— Смешной случай приключился? — поинтересовался Кучаев.

— Да уж смешнее некуда. Так и быть, расскажу. Только предупреждаю, — он шутливо потряс пальцем, — если повесть сообразишь из моих слов, гонорар пополам… Значит в прошлом году было дело: подходит ко мне пожилая парочка и спрашивает: "Квартиру мужу и жене не сдадите, хозяин?" Отвечаю: "Отчего же не сдать — по три рэ с носа. Такса!"..

Поселил я их в комнатушке на двоих, а паспорта взял — еще жулье какое попадется, все нажитое унесут! Глядь в паспорта, а они — какие там муж и жена! Курортный роман. Она с Красноярска, а он — москвич.

На заднем сиденье засмеялась З.И. Щеглова, но Гаранин так посмотрел на нее, что она сразу умолкла. В строгости держал жену Сергей Гаранин.

— Стало быть, всем ясно, она с Красноярска, а он — москвич. Однако, помалкиваю в тряпочку — это их горе! Но, когда с ними рассчитываться стал, тут-то я их и прихватил за жабры: "Извините, говорю, с вас по червонцу с носа. Итого: двое суток — сорок рэ!" "Отчего же? — поинтересовался тот. — Отчего же?"

И Гаранин показал, как тот приподнял удивленно нос. — "Отчего же? Мы же с Вами так не договаривались?"

— Какой хамлюга! — вновь вмешалась З.И. Щеглова-Гаранина. — Чего они себе только не позволяют на курортах!

— Молчи, мать!.. Они, видите-ли, договаривались! Тут-то я и врезал ему всю правду-матку. Говорю: разврат в курортной зоне я поддерживать не собираюсь. Не заплатите, сообщу по адресу, согласно паспортной прописке… Заплатили, как миленькие…

— Значит, сдаешь комнаты? Так я и думал.

— А я что, — хуже других? Что я, шиломделанный! Житьу моря и водичкой не поплескаться!

З.И. Щеглова-Гаранина, внимательно следившая за разговором, вставила и свое слово.

— Сейчас, Максим Леонидович, опасно, сейчас очень даже опасно сдавать комнаты. Прямо-таки рискуешь. А вдруг они, — Щеглова-Гаранина показала испуганными глазами в сторону автостанции, там все прибывали и прибывали автобусы и троллейбусы, под завязку набитые отдыхающими, — а вдруг они оттуда… Вдруг они заражены…

— Откуда? — не понял Кучаев.

— Из Чернобыля, — доверительно пояснила Щеглова.

— Как это — заражены? — оторопел Кучаев. Даже он, решивший уже ни чему не удивляться, опешил. — Как это? Чем заражены? Вирусами гриппа? Холерой?! Чумой?!

— Частицами, — обидчиво ответила Щеглова-Гаранина, — частицами, испускающими излучение. Говорят, вечером на ялтинскую набережную выйти опасно.

— Почему? — Кучаеву захотелось завыть волком. — Почему?

— А потому! Которые оттуда — светятся.

Кучаев взглянул на Гаранина: не слышишь, какую ересь несёт твоя зазноба? Скажи что-нибудь! Одерни ее! Но тот только ухмыльнулся: что с бабы возьмешь! Где промолчать бы надобно, болтает что попадя!

— Сергей!

— Ну я — Сергей. Что случилось?

— Да как она так может?

Кучаев хватался за спасительную последнюю соломинку, его мозг отказывался что-либо понимать, воспринимать… Вот сейчас Сергей Гаранин врежет этой… дуре!

— Как говорится, — ухмыльнулся Гаранин, — береженного и Бог бережет!.. Так куда прикажете доставить Вас, гражданин начальник?

Из приемника доносилась тихая музыка и в ее звуках, в общем^го нейтральных, совершенно далеких от маршевых, Максим Кучаев вдруг уловил беспокойные тревожные нотки, чернобыльские нотки, трагедийные… В этой камерной музыке — наверное, под нее даже танцевать можно! — Кучаеву слышались солдатские шаги в тяжелых кирзовых сапогах, раскаты сражений, полыхание пожарищ — горит крыша над четвертым блоком! — металлические голоса — продукт раций и переговорных устройств, пушечные взрывы выбрасываемого в воздух пара и марганца — отчет с театра военных действий, а не успокаивающая музыка. И на ее фон, не заглушая веселые звуки, накладывается голос киевского редактора-интеллигента: "Срочно выезжай в эту распроститучью Ялту…"