Глеб Анфилов - Изменение настроения

Тем временем Сеня открыл коробочку, вынул серебристую лепешку с записью Илиной модели мира, тщательно завернутую в прозрачную пленку, и стал аккуратно разворачивать ее.

- Осторожнее! - сказал я.

- Не бойся. - Он взял развернутую лепешку за края и вставил ее в черную штуку, похожую на почтовый ящик, на котором вместо таблички с объявлением о часах выемки писем находился черный стеклянный экранчик. Тотчас на экранчике запрыгали светящиеся точки и линии.

- Это двумерная развертка спирального обхода ее модели мира, - сказал Сеня. Он повернул что-то сбоку почтового ящика, и линии понеслись с космической скоростью, сливаясь в сплошное световое месиво, как в испорченном телевизоре. - Конечно, тут не вся ее память, но главное есть. Скорость развертки я поставил самую удобную для восприятия.

- Забавно, - сказал я и, опасаясь, что он пустится в объяснения, спросил: - ты понимаешь, что означает эта свистопляска?

- Нет. Никакой расшифровки пока нет.

"Вот и хорошо", - подумал я. Но Сеня продолжал:

- Впрочем, иногда достаточно эмпирического анализа. Кое-что, например интегральные гиперзнаки настроений, можно выделять, усиливать и даже передавать по радио, - он ткнул рукой в антенны, выставленные за окно. - Ты знаешь, что человек слышит кое-какие радиочастоты?

- Ну-ну, - отозвался я неопределенно, потому что ничего такого не знал. И тут мне показалось, что происходящее смахивает на вивисекцию, причем я и копия памяти Илы - подопытные кролики. Но я почему-то не злился, а, наоборот, испытывал благодушное настроение.

В самом деле, смешно: босой, орошаемый какими-то импульсами, в кандалах и венце, я сижу и смотрю, как бессмысленными пятнами мелькают передо мной моя жена, ее память, ее мир, разложенный на дискретные части, скопированная и расчлененная на эти самые интегральные знаки душа ее - душа той самой женщины, с которой я неделю тому назад расстался из-за идиотской ссоры. А рядом хлопочет трудолюбивый Сеня Озорнов - устроитель водевиля.

- Слушай Сеня, - сказал я, - объясни, пожалуйста, зачем идет этот дурацкий кинофильм. И вообще, почему я одет в эти доспехи.

- Так надо. Я же лечу тебя от меланхолии.

- Не вылечишь! - сказал я весело.

- Вылечу. Ты уже отрегулирован по отличному образчику себя самого пятилетней давности. - Он снял с меня венец, сдернул с рук кандалы и ногой пододвинул ботинки. - Обувайся!

Я обулся. Дырочки в ботинках лукаво подмигивали мне.

- А теперь - вниз. Там где-то должна бродить твоя Ила. Я ее приманиваю телепатическим вызывателем. - Он похлопал рукой по почтовому ящику, где что-то пульсировало и гудело. - В данной ситуации это лучше, чем телефон. Я ведь и тебя так вызвал, потому что Зяблик сказал, что ты впал в хандру.

- Ладно, - сказал я. - Пока. Спасибо. - И быстро пожал ему руку.

Когда я спускался, он крикнул сверху:

- Послушай!

Я остановился.

- Если она будет там, ты мне позвони... И это... - он запнулся, - может, вместе поужинаем где-нибудь? Я бы рассказал... Ты понимаешь, кажется, я чему-то научился. Тут, видишь ли, электромагнитная реставрация прежних моделей мира... Разумеется, если есть копии... Это, видимо, очень здорово совмещается с накопленным опытом...

- Ладно! - крикнул я, потеряв терпение, - Скоро поговорим, я позвоню в любом случае! - И вылетел на улицу.

...Был легкий морозец, пухлые снежные коврики, утоптанные тротуары. Народу было мало. Илы не было. Я быстро прошел к ближнему скверу, в котором мы сидели пять лет тому назад, прежде чем подняться к Сене Озорнову. Тогда мы были втроем: Ила, я и Зяблик. И как раз в тот вечер получилось так, что Ила предпочла меня Зяблику... Да...

А сейчас в сквере было пусто. Ни души. Я вымел перчаткой скамью и сел. И подумал, что Сеня, со своим ящиком-вызывателем, наверное, подшутил надо мной. Впрочем, такое было совсем не в его характере. Может быть, он просто не в себе? Уж больно нелепой казалась мне теперь вся эта его прикладная электронная мистика с раздеванием.

Я автоматически потянулся за папироской. Но взяв ее, помял в пальцах и бросил. Курить не хотелось. Бросил папиросу и подумал, что напрасно я начал курить. Держался до тридцати лет и вдруг начал.

Все-таки я не уходил. Никак не мог отделаться от ощущения ожидания. Начертил на снегу свое функциональное уравнение и несколько минут созерцал его. Пришло в голову, что, пожалуй, стоит воспользоваться идеей Колодина о дискретности четвертой производной. Стоп!... И решать методом Брука!... Мысль моя заработала остро и четко. Именно Брука! Все это можно сделать потом, важно не забыть. Я вынул записную книжку и вывел на обложке большими буквами: "Колодин - дискретность - Брук". И прикинул в уме первые выкладки - чуяло мое сердце, там не будет этой проклятой бесконечности, которая завела в тупик мою идею... Жизнь!..