Лайт Дэйтон - Муравейник

Уверенного в победе ополченца звали Керьяла, и был он прежде простым сборщиком урожая в Ак-моле. Никогда бы и не светило ему попасть в ополчение, все вышло случайно. Однажды Велиман в очередной раз надрывно орал на своих подопечных, распекая за неудачно выполненное упражнение. Мимо как раз проходили несколько сборщиков с корзинами лечебного корня. Остановились послушать — очень уж изобретательно ругался бывший пустынник.

— …надо быть самым криворуким, причем в третьем колене, чтоб и отец был криворуким, и отец отца, и у жен их руки должны из зада расти…

— Да чего уж тут сложного, — пробормотал Керьяла вполголоса своему другу. — Любой бы справился.

На беду, его слова услышал Велиман. Одноглазый мастер войны резко развернулся и поманил сборщика пальцем:

— Кто сказал? Ты?! А ну, пойди сюда!

Делать нечего — Керьяла поставил на землю корзину и на негнущихся от страха ногах приковылял к пустыннику.

— Ты кто?!

— Керьяла, — дрожащим голосом сказал тот.

— Ну-ка, Керьяла, возьми вот это, — Велиман протянул опешившему парню легкую рыбацкую острогу, — и покажи моим криворуким, как справляется с делом любой копатель корешков! Давай!

Сборщик подошел к деревянной фигуре, изображающей муравья, взвесил копье в руке и что есть силы ударил. Естественно, не попал. Наконечник ткнулся в землю, а Керьяла, по инерции, — головой в деревяшку. Раздался громовой смех, ржали все, даже сам Велиман.

— Ну, парень, ну, показал! Да с десятком таких мы всех шестилапых изведем! Голыми руками! Забодаем к скорпиону! Ой, не могу!

Керьяла вспыхнул и убежал. После того позора он все свободное время проводил за бараком дереводелов — спрятавшись, наблюдал, как гоняет своих подопечных Велиман. Сто раз он повторял за ним каждое движение, ловил любое слово одноглазого мастера, сам оставаясь незамеченным. Ночью, несмотря на запрет Повелителей, он украдкой покидал свою землянку, подкрадывался к «муравью», дрожа от страха быть пойманным, и до зуда в руках бил чудовище воображаемым копьем.

И через четыре восхода он снова пришел к Велиману. Ранним утром, прямо в дом одноглазого мастера. Тот приветствовал его хмуро:

— Ну, чего тебе? Снова будешь чудеса показывать?

Керьяла сглотнул:

— Да. Я хочу еще раз попробовать. Я тренировался.

Велиман вскинул бровь над повязкой, поморщился, но ничего не сказал. Он просто молча цапнул сборщика за руку и потащил на улицу. Керьяла покорно шел за ним. У двери оружейной Велиман сказал:

— Жди здесь! — и вошел внутрь.

Через несколько мучительных для Керьялы мгновений мастер появился снова. В руках у него покачивалось настоящее копье, будто бы кивая новобранцу тяжелым наконечником.

У деревянного муравья Велиман сунул в руки парня копье, кивнул на цель:

— Давай!

Керьяла глубоко вздохнул, размахнулся и точным, скопированным у Велимана, ударом воткнул копье в «муравьиный» затылок. Одноглазый мастер смерил сборщика взглядом и пообещал:

— Больше собирать корешки ты не будешь!

Так что теперь, в своем первом настоящем бою, Керьяла горел желанием опробовать старательно выученную велиманову науку и нисколько не сомневался в победе. Только вот руки почему-то были налиты странной тяжестью, и оружие почему-то стало казаться неподъемным.

Витаз и Кештал, устало опершись на копья, стояли у подножья сторожевой башенки. Она выдавалась чуть вперед, чтобы стрелки плотным огнем могли прикрывать стены. Правда, метательного оружия у паучьих слуг не было, даже самой обычной пращи, и башня сейчас пустовала.

Велиман еще в первые дни своего командирства пытался добиться разрешения на изготовление пращей, но наткнулся на такую неприязнь смертоносцев, что быстро отступился. Понятное дело, паукам очень не хотелось, чтобы их двуногое стадо неожиданно научилось убивать на расстоянии. Неизвестно, к чему бы все это могло привести, не исключено, что и к открытому бунту. К смертоубийству. Велиман понял, что настаивать себе дороже, и не перечил — да и сам он в глубине души не сильно верил в успех своей затеи. Пустынный охотник приобретает настоящую сноровку в обращении с пращой через многие луны и даже дожди упорных тренировок, не раз и не два больно хлестнув руку соскользнувшим ремнем. А уж про местных и говорить нечего. «Криворукие» — они криворукие и есть, Велиман иначе о своих подопечных не отзывался, а его помощник, младший командир Альрик, пошел еще дальше: он никогда не называл ополченцев воинами, всегда говорил, в зависимости от степени презрения: «рыбак с копьем», «ткач с копьем», — а особо тупых зачислял в «золотаря с копьем». Дай таким в руки пращи — переломают себе все пальцы, засветят сорвавшимся камнем в ухо, а то и головы друг другу поотшибают.