Лайт Дэйтон - Муравейник

Сегодня Фефн попытался обойтись без Управительницы. Впервые ему захотелось «побеседовать» с мастером войны разум к разуму, пусть Велиман и не был этому обучен. Обычно смертоносцы общались со своими двуногими слугами через посредников — Управительниц и помощников. Разум обычных людей не мог воспринять сложные многоуровневые мысли Восьмилапых хозяев. Лишь простые команды: «Встань», «Принеси». Потому-то, наверное, смертоносцы и привыкли считать своих слуг недалекими, низшими существами.

Фефн вошел в разум Велимана и сразу почувствовал сопротивление. Да, это совсем не то, что мозг рядового слуги, который за многие годы паучьего владычества привык быть всегда открытым для своих Повелителей. Одноглазый мастер неосознанно сопротивлялся вторжению. Не без труда Фефн все же смог установить полный контакт и передать военачальнику свои мысли и ощущения, все, что «рассказала» ему Ная.

Одноглазый командир все понял и точно так же, как и Редар, моментально припомнил легенду о Великом Найле — ведь он столько раз слышал ее в пустыне. Люди там часто вспоминают немногих своих героев — Ивара, Скапта, Бакена… Того же Великого Найла. Легенд о его жизни не перечесть. Даже о детстве. Она-то и рассказывает о муравьиных войнах и, конечно же, о наведенном через речку живом мосту. Выходило так, что в грядущей схватке пользы от вырытой огромной канавы и вправду будет немного.

Младший Повелитель еще не знал, что ров дался Мерасу недешево. От чрезмерного напряжения сил этой ночью умрут тринадцать человек. Пятеро подростков, две женщины и шестеро мужчин. Вместе с теми двумя землекопами, что погибли во время работ, за бесполезную в войне с муравьями преграду было заплачено жизнями пятнадцати двуногих.

Впервые Фефн ощутил… нет, еще не сожаление, нет. И даже не сомнение, всего лишь тень его. Небольшое облачко на чистом и незамутненном небосклоне сознания собственной непоколебимой правоты.

Солнце выползло из-за перламутровой Кассиры, осветив розовым ее многочисленные пороги и перекаты. Юркие солнечные зайчики заиграли на темных водах Старицы, парила и нежилась в теплых лучах плодородная мерасская земля. Во внутреннем дворе поселения, на взлетной площадке дозорных шаров уже возились подмастерья. Чинили прорванный накануне шар, кормили порифид, грустно переговаривались:

— Таика сказала: у них в бараке ночью женщина умерла! А в соседнем — парень, из огородников.

— С чего бы это?

— С того! Мы вчера ров копать когда пришли? К закату, когда все шары вернулись, верно?

— Ну, да…

— И то, посмотри, все ладони в мозолях. А остальные там чуть ли не с самого восхода ковырялись.

— Да причем здесь…

— А притом! От усталости та женщина умерла, понял? Таика говорит, на сносях она была, ну, беременная, вот и не выдержала.

— Чего ж она работать пошла, раз беременная?

— Так четвертый месяц всего! Повелителям-то не объяснишь…

— Спряталась бы.

Сказал и осекся. Сам понял, что сморозил глупость.

— Угу. Ума у тебя, как у порифиды вон… А представляешь, что бы было, если б ее нашли? Тем более, сам Младший Повелитель весь день у нас пробыл!

— Ты его видел?

— Да как тебя! Кто, думаешь, шар его принимал?

— Врешь!

— Спроси, кого хочешь. Тебя тогда как раз на склад за клеем послали.

— Ну, и… какой он?

— Он? Он — Повелитель, ясно? Черный, как и все, только побольше размером. А глаза у него — стра-а-ашенные! Я в них пару раз глянул — сразу в дрожь бросило, словно ледяной водой окатили.

Мимо ворот два золотаря тащили на плечах тюки, обмотанные старой паутинной тканью.

— Еще двое… Сколько же их сегодня… Голос у него был тихий и невыразительный. И слова он произносил так, словно сомневался в их правильности. Имя его мало кто знал, он обычно отзывался на прозвище Падальщик. Его напарник Кварра, бывший подмастерье самой Палаи, разжалованный в золотари за пристрастие к ортисовому настою, хмуро отозвался:

— Если шестилапые придут, еще больше работы будет.

— Да уж. Мало не покажется.

Падальщик свалил свой тюк в узкий зев глубокого колодца. Оттуда ощутимо тянуло гнилью и запахом тления.

— Жалко парня. Он еще и четырнадцати дождей не видел.

— Может, и к лучшему.

— Как это?

— А вот мураши придут, они нам такое покажут — пожалеешь, что больше того парня успел повидать.

— Думаешь, побьют они наших?

— Не знаю. Поглядим. Я с одним вчера болтал… ну, со здоровяком таким, что из Акмола притопали. Воин вроде. Только он не воин, а ткач бывший, говорит: вот побьем шестилапых, да и плюну я на это копье, к своей игле вернусь.