Александр Черченко - Сказание о системном администраторе

С этой мыслью я вошел в дом, снял куртку и направился в свою комнатку. Когда я вошел и включил свет, мне показалось, что в углу у шкафа произошло какое-то беспокойное движение. Комната была пуста, однако на моей белой табуретке стоял маленький медный самоварчик и три крохотные фарфоровые чашечки. От самоварчика шел пар и было ясно, что в мое отсутствие тут чаёвничала целая компания. Дверца шкафа скрипнула и оттуда показалось виноватое лицо Ужели. Я упер руки в бока и вопросительно посмотрел на него.

— Ах, это Алешенька пришел! Наконец то! А я то заждался. Уж сижу да волнуюсь, да все думу думаю, а и где это наш сударик-господарик, а и куда запропастился… он…

— Как видно не один сидишь, — перебил я его причитания и сел на диван.

— Дело у меня к тебе, Алешенька есть, личного характера, выслушай да не прогневайся, — продолжал Ужеля без тени сомнения. — Понимаешь, не могу я один без моей зазнобушки любимой, — тут дедуля поманил меня к себе и заговорчески-торопливо зашептал на ухо, — по мужской то части надобно да? Мы же с тобой мужчины, ты поймешь. Сейчас я вас познакомлю, только ты Демьяну не сказывай, он-то мне одному приказал у тебя прописаться. А мне одному невмочь, так что по рукам?

— Пожалуйста, пусть живет — отвечал я. — Ты мне лучше скажи, как мы теперь на половину зарплаты жить будем? До следующей зарплаты еще целый месяц…

— От нее только польза будет — продолжал тараторить о своем обрадованный Ужеля и полез в шкаф. После минутного шуршания и пререканий из шкафа наконец вылезли супруг с супругою.

— Это Ладушка, а это Алексей! — Представил нас Ужеля. Милое крохотное существо, одетое в рыжеватую хламидку, с лицом, чем-то похожим на мордочку белки, пропищало мне что-то в ответ и тут же обратно скрылось. Я не успел ее как следует рассмотреть.

— Стесняется! — Сказал Ужеля, — и тут вдруг сердито добавил, — а с дармоедами дружбу водить не стесняется! Я, понимаешь ли, только ее пристроил у тебя в шкафу, должностью рисковал, репутацией, обустроились, обживаться уже начали, и тут эта дура братца привела! Уйди с глаз моих долой! — Прикрикнул он на супругу, высунувшую было мордашку, и та снова исчезла.

— Ну, какой он, между нами, братец, Алешенька? — Ужеля был чрезвычайно возбужден, глаза его слегка косили и я уже засомневался, что в самоваре был чай, а не что-то покрепче. — Баню, говорит, в сарай переделали, и куда идти баннику? Конечно, она его в семью тащит, братца своего ненаглядного! Думает мужа обманет! Меня, домового! Эх, Алешенька, не верь женщинам, а с другой стороны, ну как без них то, а?

— Да в чем дело? — Спросил я, уже начиная терять нить понимания его странных речей.

— А в том, что эта вертихвостка мне условие поставила, либо, говорит, приютим Чадушку либо, говорит, уйду. Я ей говорю, пусть идет. Пусть другую баню ищет, всяк своим разумом кормится, он же банник!

Тут из шкафа высунулись сразу две мордашки и уставились на меня четырьмя глазками.

«Так», — подумал я, — мой дом подвергается нашествию домовых.

— Ану, брысь! — Крикнул Ужеля и полез к ним с грозным видом.

— Вот и решай теперь Алешенька мою судьбу, — сказал он с отчаяньем в голоске, обернувшись на пороге.

— Да что решать то?

— Втроем мы у тебя жить будем, светлая ты душа, но если Демьян про это узнает — нехорошо получится. Вот что решить тебе надобно… Сейчас.

На меня смотрело шесть глазок, полных надежды и мольбы. Мне предстояло жить в обществе этих маленьких божков. Насколько долго я не знал. Я привык к тишине и уединению, не будут ли они мешать, раздражать и беспокоить мой отдых? Ладно, поживем-увидим, подумал я и понял, что Ужеля, Ладушка и Чадушка прочитали мои мысли. Они весело высыпали из шкафа и уселись вокруг самоварчика.

— Давайте что ли чай пить, — проговорил Ужеля по-хозяйски и немного сердито, но было видно, что он был очень доволен исходом дела.

— Если бы не приказ, меня в твою комнату и метлой бы не загнали! Что это за жилье — шкаф? Позор для домового, нам домовым под печкой жить положено, а не в шкафу с трусами и майками (Ладушка хихикнула и Ужеля посмотрел на нее сурово), да только не было в доме этом печи отродясь, эх куда мир катится!

Ужеля говорил то плачущим то поучающим тоном, то и дело недобро поглядывая на Чадушку. Этот «двоюродный братец» Ладушки был такой же маленький человечек, но явно моложе Ужели, имел остренькую бородку, отчего походил немного на козленка. На слова Ужели он постоянно кивал и поддакивал.