— Где же?
— Не знаю пока. Но найду. Знаете что: я давал вам два дня на раздумье, дайте и вы мне.
С этими словами Евгений Базаров порывисто встал из-за стола и удалился.
— Желаю успехов! — с иронией произнес ему вслед Павел Петрович и уже после его ухода присовокупил вполголоса: — В этом безуспешном начинании…
Опасливо заглянувшая в комнату Фенечка нерешительно спросила, не нужно ли заново разогреть самовар?
Однако ей никто не ответил.
Теперь уже для Базарова наступил черед не появляться к столу. Он сделался необычайно задумчив и мрачен, просиживая целые сутки над учебниками, вычерчивая на простой бумаге какие-то схемы. Свои биологические опыты он совсем забросил, временами забывал покормить рассаженных по банкам зеленых питомцев, о чем они незамедлительно напоминали ему громким кваканьем, раздражая Евгения сильнее прежнего. В разговоры с Аркадием, надеявшимся как-то расшевелить, отвлечь друга от тягостных дум, он почти не вступал, на его вопросы если и отвечал, то нехотя и чаще всего невпопад. Порою произносил будто в забытьи что-то непонятное вроде: «Ты мне орбиту с орбиталью не путай» или «А мы ее по перигелию, по перигелию!», а один раз проговорил, глядя за окно, на клумбу с анютиными глазками: «А обо что же тогда медведи зимою спинами трутся?» — да так и простоял перед окном без движения до самого вечера.
Примерно через две недели после описанных событий Аркадий, зайдя, как обычно, поутру в комнату к своему приятелю, не обнаружил его на привычном месте. Базарова нигде не было, только ветерок из неприкрытого окна лениво ворошил листы раскиданных по столу книг и тетрадок. Приблизившись, Аркадий с любопытством раскрыл одну из них на случайной странице, сплошь испещренной мелкими значками и рисунками.
За этим разглядыванием и застал его Базаров.
Евгений ворвался в комнату, подобно порыву свежего ветра, да и выглядел он заметно посвежевшим. С размаху хлопнул Аркадия по плечу, заголосил:
— Ты прав, брат! Засиделся я что-то. Ну да не беда, зато теперь можно сказать с теорией покончено! Да здравствует практика!
Аркадий нашел такую перемену в поведении Базарова обнадеживающей, однако позволил себе высказать опасение, которое не давало ему покоя все эти дни.
— Евгений! Ты только, пожалуйста, не смейся, а лучше просто ответь, — осторожно начал он. — Скажи, ты что же, собираешься пойти против законов природы?
Аркадий почти обличительно указал на то место в тетрадке, где была нарисована некая штуковина, напоминающая треногу — вроде той, на которую художник имеет обыкновение устанавливать мольберт, только с пятью ногами и массивным навершием в форме цилиндра — а сам с непонятным трепетом в сердце ожидал положительного ответа.
— Отчего нет? — беззаботно рассмеялся Базаров. — Хоть бы и так. Природа — не храм, а мастерская!
И, отобрав у Аркадия тетрадку, почти выбежал с нею вон из комнаты, оставив товарища наедине с его сердечным трепетом.
Под мастерскую Евгению был предоставлен сарайчик, пристроенный к птичному двору. В нем Николай Петрович, потворствуя новейшей моде, а в основном от скуки, которая неизменно становится главным врагом любого горожанина, переехавшего жить в деревню, некогда пытался разводить бойцовских петухов. Он даже выписал себе по две пары из Германии и Франции, но затея сия не увенчалась успехом: петухи в первую же ночь передрались, и те, что проиграли в драке, не прожили и двух суток, а победитель — его легко можно было узнать по обеим уцелевшим глазницам — тоже издох через неделю, от все той же скуки или от одиночества — кто знает? С тех пор и до обнаружения Базаровым у себя изобретательских способностей пристройка пустовала.
В помощники Евгению отрядили Петра, слугу из вольных, камердинера Николая Петровича — отрядили без сожалений и без ущерба для хозяйства, поскольку пользы для оного он собой не представлял, а только важничал между слугами да, желая подчеркнуть свою близость к барину, беспрестанно курил трубку. Все в нем: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы — словом, все изобличало предвозвестника грядущего (и слава Богу, грядущего еще нескоро) поколения российских панков.
Однажды, приблизившись к сарайчику-мастерской, где теперь Базаров проводил все свое время, Аркадий стал невольным свидетелем одного примечательного разговора.
— Ты как сопло примотал, дурья твоя башка? — возмущенный голос Евгения разносился далеко окрест. — Где ты видал, чтоб так сопла привязывали?
Читать дальше