Алан Фостер - КОТализатор

— Какое совпадение! — сухо заметил Февик. — Когда они пришли за ней, то, что вы сейчас сказали, в высшей степени занимало меня.

Не в силах совладать с охватившим его чувством отвращения, Картер отвернулся от Хо:

— Ты сумасшедшая! Тебе нужно написать статью о самой себе! "Безумная корреспондентка добровольно расстается с этим миром"!

— Если бы я была уверена, что продам статью, я бы так и сделала! — весело отозвалась Трань Хо, — в любом случае, я не сомневаюсь, что наши хозяева найдут внутренности Да Римини такими же привлекательными, как остальные части ее тела. Она должна быть довольна! Кем она была на Земле? Перуанским ничтожеством! Когда же мы возвратимся домой, я сделаю ее знаменитостью!

— Если мы возвратимся домой, — откликнулся Игорь, думая о своем.

— Фотографии ее тела появятся в газетах всего мира! — увлеченно продолжала Трань Хо.

— Так или иначе, я не вижу возможности облегчить ее страдания, — Февик, сидя на полу, ласкал своего кота.

— Я уж решил было, что эти люди цивилизованы, — сказал Картер.

— Традиции играют огромную роль в жизни всех народов, — заявил Февик с видом знатока.

Как и обещал Any-Тупа, экран был установлен. Он представлял собой гладкую плоскость серого цвета, изготовленную из какого-то твердого материала. Экран был установлен на стойке. Ни кнопок включения, ни проводов, ни антенн видно не было.

Картер решил не смотреть на экран, но когда на его серой плоскости появилось изображение и зазвучали слова комментатора, он не смог удержаться.

Камера была установлена в просторном зале, украшенном традиционными инкскими знаками, но более всего Картеру зал напомнил анатомический театр. В стороне застыла в ожидании группа мужчин и женщин, облаченных в блестящие, ярко расцвеченные одежды. На их лицах лежал толстый слой разноцветного грима.

Картер не вслушивался в болтовню комментатора, он был поглощен происходившим в зале. Действо началось. В зал вступили два служителя, разодетые, как персонажи пошлых пьес, из тех, что идут на Бродвее. Они держали под руки безразличную, видимо, под действием какого-то наркотика, Да Римини. Была она одета в исполненное с большим вкусом, но легкомысленно короткое платье, которое Февик с присущей ему надменной ученостью определил как "традиционный наряд женщин, избранных инками для жертвоприношения" и добавил, что для амазонки не нашлось, по всей видимости, большего размера.

— Меня пугает реальность происходящего! Неужели, они действительно…

Но никому не было дела ни до самого Февика, ни до испытываемых им чувств. Глаза всех были прикованы к экрану.

Служители бережно подняли Да Римини и торжественно возложили ее на богато орнаментированный операционный стол. Затем они аккуратно привязали к нему ее руки и ноги. Ритуальное платье оставляло ее живот полностью открытым.

Трань Хо не переставала записывать на магнитофон свой собственный комментарий, не забывая подвергать при этом острой критике работу операторов.

Сделав свое дело, служители вышли из поля зрения камеры, и до сих пор спокойно стоявшие в отдалении люди в блестящих одеждах обступили стол. Тот из них, что встал у изголовья Да Римини воздел руки к небу и запел, остальные ему вторили. При заунывных звуках литургии Картер почувствовал, как холодный пот заструился у него по спине. Полились звуки музыки — смесь традиционных инкских инструментов с электроникой. Он вспомнил, Февик говорил, что древние инки имели обыкновение изготавливать музыкальные инструменты из костей своих жертв.

Стоявший в изголовье опустил руки. Звуки музыки и пение смолкли, а сверху, откуда-то с потолка, спустился и зловеще завис над распростертой на столе беспомощной Да Римини какой-то сложный аппарат. Несмотря на наркотическое опьянение, блуждающий взор жертвы с трудом, но все же сфокусировался на аппарате, и в зале раздался ее крик отчаяния. Мелодия, взвившись вверх и достигнув драматических высот звучания, как нож гильотины, резко сорвалась и стихла.

Из аппарата угрожающе высунулась какая-то его часть, и хотя Картер не заметил на ней режущих частей, он поспешил отвернуться, напоровшись взглядом на дрожащую в предвкушении крови Трань Хо. Голос неустрашимой Эшвуд произнес:

— Нет, вы только посмотрите на это! И голос Февика добавил:

— Вот этого уж я совершенно не мог предположить!

Картер заставил себя повернуться к экрану и увидел на столе Да Римини, по-прежнему белевшую чистым животом. Никакой крови. Никакого вспоротого живота. Никаких вывалившихся наружу кишков. Картина, нарисованная Картеру его не в меру живым воображением, осталась в мире фантазий.