Ли Брэкетт - Венерианская колдунья

Эйрил вздрогнула и посмотрела на свои руки. Мужчина начал собирать разбросанные фигурки и небрежно сказал;

— В один прекрасный день Эджил свернет тебе шею, и я от этого не заплачу.

Все это время старая женщина ела и следила, следила и ела, глаза ее блестели интересом.

— Приятная семейка, а? — обратилась она к Старку. — В полном разуме, а ссорятся, как ястребята в гнезде Поэтому я и держу их около себя, чтобы они были осторожнее в подобном споре Все, кроме Треона, и, она указала на уродливого юношу. — Он ничего не делает. Тупой и мягкотелый, хуже Эйрил. Не внук, а проклятие! Зато у его сестры огня на двоих! — и она снова принялась жевать, гордо ворча.

Треон поднял голову и заговорил. Голос его звучал точно музыка:

— Может я и туп, бабушка, и слаб телом и не имею надежд. Однако я буду последним Лхари. Смерть сидит в ожидании на башнях, и она возьмет всех вас раньше, чем меня. Я знаю это, мне сказали ветры, — он перевел страдающие глаза на Старка и улыбнулся с такой болью и покорностью, что у землянина сжалось сердце. Но в этой улыбке была также и благодарность, словно какое то долгое ожидание наконец пришло к концу. — Ты, — сказал он мягче, — незнакомец с неистовыми глазами. Я видел, как ты выходишь из мрака; и там, где ты ставил ноги, оставались кровавые отпечатки. Твои руки красны до локтей, твоя грудь забрызгана красным, и на твоем челе символ смерти. Затем я узнал, и ветер шептал мне в ухо: "Так и должно быть. Этот человек разрушит замок, камни же его придавят Шараан; он освободит Потерянные Души — Затем он спокойно засмеялся, — Смотрите на него, все смотрите! Он станет вашим концом!

Наступила минута молчания, и Старк со всем суеверием дикой расы, сидевшим в нем, похолодел до корней волос. Старуха с отвращением сказала:

— Значит, тебе об этом сказали ветры, о, несчастный идиот, — и с удивительной силой и меткостью швырнула в Треона спелым плодом. — Заткни этим свою пасть: я до смерти устала от твоих пророчеств.

Треон посмотрел на малиновый сок, медленно стекавший по его груди и капавший на его работу. Наполовину законченная головка была вся покрыта соком. Треон трясся от дикой радости.

— Ну, — сказала Варра, подходя к Старку, — что же ты думаешь о Лхари? О гордых Лхари, не унизившихся до того, чтобы смешивать свою кровь со скотом болот? О моем полоумном братце, о моих ничего не стоящих кузинах, о маленьком чудовище Боре, последнем отпрыске нашего древа? Тебя не удивило, что я напустила своего сокола на Эджила?

Она ждала ответа, откинув голову; серебряные локоны обрамляли ее лицо, мак клочья грозового облака. В нем было самодовольство, которое одновременно раздражало и восхищало Старка. Адская кошка, — думал он, — но очаровательная кошка, и нахальная. Нахальная и — честная! Ее губы были полуоткрыты — не то в ярости, не то в улыбке.

Старк неожиданно схватил ее и поцеловал. Он держал в руках ее гладкое сильное тело как куклу, и не спешил отпускать. Наконец он выпустил ее и ухмыльнулся:

— Ты этого хотела?

— Да, — ответила Варра, — именно этого. — Она повернулась, челюсти ее опасно затвердели. — Бабушка…

Она не успела закончить. Старк увидел, что старая женщина пытается сесть, лицо ее побагровело от усилия, глаза выражали страшную ярость.

— Ты… — начала она и задохнулась от злости.

Неслышно появился Эджил, держа а руке какой то странный тупорылый предмет из черного металла.

— Ляг, бабушка, — сказал он. — Я хотел воспользоваться этим для Варры… — Говоря это, он нажал кнопку, и Старк, отпрыгнув в спасительную темноту, упал и остался лежать, как мертвый. Не было ни звука, ни вспышки, но громадная рука погрузила Старка в забвение, — но нашел лучшую цель, — закончил Эджил.

Красное. Красное. Красное. Цвет крови. Кровь в его глазах. Он стал вспоминать… Добыча бросилась на него, и они сражались на голых пузырчатых камнях.

Н'Чака не убил. Лорд Скал был огромен — гигант среди ящериц, а Н'Чака маленький. Лорд Скал навалился на голову Н'Чаки прежде, чем деревянное копье успело хотя бы оцарапать его бок.

Странно, что Н'Чака еще жив. Видно, Лорд Скал был доверху сыт. Только это и спасло Н'Чаку.

Н'Чака застонал — не от боли, а от стыда. Он промахнулся. Рассчитывая на великий триумф, он нарушил закон племени, запрещающий мальчику охотиться на добычу мужчин, но потерпел неудачу. Старейшина не наградит его поясом и кремневым копьем мужчины; он отдаст Н'Чаку женщинам для наказания маленькими кнутами. Тика будет смеяться над ним, и пройдет много сезонов, прежде чем старейшина дарует ему разрешение на Охоту Мужчин.