Геннадий Гор: Геометрический лес

- Уговорите его почаще быть наивным и добрым Пикквиком и пореже скептическим и злым Мефистофелем. Он случайно не похож на одного моего знакомого, оставшегося по ту сторону?

- А как имя и отчество этого вашего знакомого?

- Представьте, забыл. Но я хорошо помню его. фамилию: Мараджев.

- Да, на Мараджева он похож.

- А откуда вы знаете Мараджева? Он ведь остался там, в другом и далеком измерении.

- Он остался там, но одновременно находится и здесь. Не воображайте, что вам одному дарована возможность использовать двусторонность пространства, его сходство с Мебиусовым листом.

Она принесла мне сковородку с кипящей яичницей и чашку чая с сухим печеньем и поставила на стол невидимой, но тем не менее живой и доброй рукой.

- Вы любите Гоголя?-спросила она так внятно, так близко, что мне хотелось коснуться ее кончиками протянувшихся к ней пальцев. И мои пальцы коснулись ее руки, теплой и по-женски чуть пухлой.

- Вы любите Гоголя?-повторила она свой вопрос.

- И Гоголя, и Пушкина, и Александра Блока. Но сейчас я думаю не о них, а о вас. И ни о чем другом я сейчас не хочу и не могу думать. Вы тайна и загадка, как и все, что я здесь вижу и не вижу, но угадываю. Объясните мне...

- Что вам объяснить? Платон написал над дверьми своей Академии: "Не любящим геометрию вход воспрещен". Но вы тем не менее пришли сюда, каким-то чудом разгадав тайны геометрии, проникли в этот мир, и не задавайте слишком много вопросов. Волшебник этого не выносит. Он тоже находится здесь.

- Но почему я его не вижу?

- Он не хочет вас огорчать. И тоже на время стал невидимкой. На его лице усмешка. А вы не любите усмехающихся людей и почему-то их боитесь. Почему?

- Не знаю. Может быть, потому, что чувствую свое собственное несовершенство, несовершенство почти всех людей, несовершенство всего мира, и слишком долго длящаяся усмешка разрушает гармонию, которую я, как художник, ищу в явлениях и фактах. У того, о ком я говорил, усмешка не сходит с лица. Он как Мефистофель. Хорошо, что я познакомился с ним позже, чем написал свою картину "Лес". Если бы я познакомился с ним раньше, я бы не смог написать ни одной картины. Уверен, что на земле не было бы ни Ватто, ни Левитана, ни Борисова-Мусатова, ни Павла Кузнецова, если бы рядом с ними пребывал этот скептик. Меня очень огорчает, что он здесь. Я думал, что он остался там, по ту сторону, вместе с портретом. Он ведь не захотел взять этот портрет и оставил в моей мастерской. Я уничтожу портрет, как только вернусь домой.

- Вернетесь домой? А разве здесь вы не дома?

- Не совсем. Здесь я в гостях. Ведь там осталась моя жена, мастерская с картинами. А это почти вся моя жизнь.

- Вам разве плохо здесь?

- Нет, здесь мне неплохо. Правда, может сказаться одно обстоятельство.

- Какое?

- Ведь мы здесь не одни. Где-то здесь близко, может рядом, этот волшебник, надевший на себя шапку-невидимку. Стоит рядом и усмехается.

- Но вы же не видите ни его, ни его усмешки.

- Усмешку почти вижу. Она настолько реальна, что пробивается сквозь прозрачность воздуха. Правда, один очень умный человек, великий геометр, сказал, что все прозрачное-призрачно. Вы согласны с ним?

- Я, к сожалению, не мыслитель. Я только домашняя хозяйка, И не так мнительна, как вы. Пусть усмехается. Ведь если вдуматься, усмешка это только движение губ, возможно даже рефлекторное. Прилягте на диван, и, если у вас нет желания уснуть, я почитаю вам вслух Диккенса.

Я лег на диван, а она стала читать своим мелодичным голосом шестую главу "Посмертных записок Пикквикского клуба":

"Нет такого месяца в году, когда бы лик природы был прекраснее, чем в августе. Много прелести есть у весны, и май-лучезарный месяц цветов, но чары этого времени года подчеркнуты контрастом с зимней порой. У августа нет такого преимущества. Он приходит, когда мы помним только о ясном небе, зеленых полях и душистых цветах, когда воспоминание о снеге, льде и холодных ветрах стерлось в памяти так же, как исчезли они с лица земли,-и все-таки какое это чудесное время".

Я бросил взгляд на зеркало и увидел там круглую мужскую физиономию, приветливо и добродушно улыбающуюся мне. Это, несомненно, был мистер Пикквик, но как он сумел отразиться в зеркале, не присутствуя здесь в комнате, а только пребывая на страницах книги, вполне видимой и осязаемой книги, находящейся в невидимых женских руках?

- Кто это отражается в зеркале?-спросил я.

- Волшебник,-ответила она,-он сегодня в хорошем настроении и свой мефистофельский лик на время превратил в добродушное лицо мистера Пикквика. Но ради бога, ведите себя тихо, а то он сменит свою мягкую, сердечную улыбку на усмешку, которой вы почему-то очень боитесь.