Сергей Лукьяненко - Вкус свободы

На лице Игоря появилась сладкая улыбка.

— Ага… Ну как хочешь. Тогда лопай свои важные компоненты, а то я ждать не буду.

Минут через пять мы закончили с яичницей. Игорь похлопал себя по животу, потянулся за кофеваркой. Небрежно спросил:

— Так что ты собираешься делать?

— Жить.

Игорь поморщился:

— Мишка, ты не в Токен-центре тесты сдаешь… Я тебя не спрашиваю, почему ты ушел из дому. Мне интересно, зачем ты ушел.

— Чтобы жить, — честно попытался я объяснить. — Я ведь имею теперь право на бесплатное жилье в городе с населением менее ста тысяч?

— Имеешь, — весело подтвердил Игорь. — И получишь, спору нет.

— Я в И Пин ехал, — сказал я. — Это где китайская колония. Говорят, они нормально относятся… к таким, как мы.

Игорь ухмылялся. Игорь открыл ящик стола, достал оттуда пачку сигарет и зажигалку. Спросил:

— Будешь?

— Нет.

— Это не травка, не бойся. Обычные безникотиновые сигареты.

— Все равно не буду, — беря свой кофе, сказал я. — Игорь, а как здесь относятся к нам?

— К детям, что ли? — выпуская клуб дыма, спросил Игорь.

— К детям, получившим Знак Самостоятельности.

— Да нормально относятся, как везде, — лениво сказал он. Голос у него изменился, и если бы не явный запах табака и горелой бумаги, я бы заподозрил, что он курит травку. — Ты не комплексуй. И в страшилки не верь. Везде в мире к детям, доказавшим свое право жить самостоятельно, относятся одинаково… — Он выпустил еще один клуб дыма и закончил: — Никак…

Я ничего не сказал. Смотрел, как он курит. Дым был красивый — шершавый, как наждак, сиреневый, шелестящий.

— На что уставился?

— Дым. Шикарно выглядит.

Игорь посмотрел на меня, как на идиота.

— Чего в нем шикарного? Дым как дым… черт…

Он торопливо загасил сигарету прямо в сковородке.

— Ты же мутант… тебе неприятно, да?

Вот как ему объяснить…

— Тут другое, — попробовал я. — Понимаешь, я запахи по-другому чувствую.

— Как по-другому?

— Я их вижу, слышу… даже тактильно ощущаю. Вот ты куришь, и дым — шероховатый. И шуршит, как песок.

Глаза у Игоря округлились.

— Что, серьезно? И ты все так видишь?

— Ага. Вот у тебя в ванной комнате шампунь с запахом лимона. Только не радуйся, это синтетический запах. Если был бы настоящий, то пищал бы тоненько и не был такой гладкий… а с шершавинкой… понимаешь?

— Обалдеть! — с чувством сказал Игорь. — Я знал одну девчонку, с усиленным зрением. Так у нее все очень просто было. Когда хотела, перестраивалась на режим дальнего зрения, когда хотела — на ближний режим. Знаешь, у нее так смешно глаза менялись — то вперед выпучиваются, то втягиваются, и радужка то каряя, то голубая… Но она говорила, это то же самое, словно в бинокль или микроскоп смотришь…

— А вот у меня — так, — ответил я.

Игорь замолчал.

— Извини. Я понял, ты об этом не хочешь говорить.

— Да брось, спрашивай сколько угодно… — отмахнулся я.

— Забыл, что у меня способности к эмпатии? — спросил Игорь.

Я посмотрел на него. И почему-то не стал врать:

— Забыл. Да, не хочу я про это. Спасибо.

Игорь встал из-за стола, быстро сложил посуду в моечную камеру. Зевнул:

— Ты спать не хочешь?

— Хочу. Я в моноре спал, но там шумно.

— У меня кровать одна, ты ложись на диване, — предложил Игорь. — Или могу кровать уступить. Мне все равно где спать.

— Я на диване, — торопливо сказал я. Мне действительно было неудобно. Вначале подрался, причем ведь сам начал, потом в гости завалился, настоящей еды поел. Теперь еще хозяина с кровати согнать — и совсем молодец буду.

Игорь прав, конечно. Не люблю я о себе говорить.

Когда я был совсем еще маленьким и не понимал, как сильно от других отличаюсь, то иногда что-нибудь такое ляпну… и все смеются. Особенно взрослые, которые знали, что у меня условно-положительная мутация. Наверное, смешно, когда подбегает карапуз, водит рукой в воздухе и говорит: «У тети духи шуршат!» Они ведь действительно шуршали…

И эти проверки! Каждый месяц, сколько себя помню. Пробирки, в них бумажки, и каждая чем-то смочена… «Мишенька, как ты ощущаешь этот запах? Светящаяся полоса? Вибрирует? Молодец, Мишенька. А ты помнишь, как пахнет молоко? А на каком расстоянии ты чувствуешь человека? Да, взрослого… Ну, пусть летом… да, потного… Правда?» Это вначале интересно. Потом скучно. А потом просто противно.

«Миша, сосредоточься, пожалуйста. Давай проследим закономерность между запахами полыни и вещества сто тридцать шесть прим… Только общая звуковая тональность? Миша… нельзя ли подойти чуть ответственнее? Цвет? Сосредоточься!» Играть в прятки и находить всех по запаху было интересно. Потом со мной перестали играть в прятки. А потом вообще перестали играть. Это когда поняли, что я чувствую чужую неуверенность. А как ее не почувствовать — бледно-сиреневое кольцо запаха, с визгом расходящееся от человека…