Кир Булычев - Перевал

- Дик, - сказал он виновато, - прости, у тебя веревка далеко?

- Что? - Дик вскочил, начал шарить руками в темноте. Рассвет только зачинался. Томас прохрипел во сне, но не проснулся.

- Ой, горе какое, - запричитала Марьяна. - Тебя блоха укусила?

- Только что.

Дик зевнул.

- Мог не спешить. У тебя час времени, как минимум час.

- Бывает и раньше, - сказал Олег. - Так неудачно получилось.

- Да, еще этого не хватало, - согласился Дик. - Вылезай на мороз.

- Я тебя потом накрою одеялом, - сказала Марьяна. - И посижу с тобой.

- Эх, - сказал Дик, разыскивая веревку. - Опять вовремя не выйдем.

- Ну, это же пройдет, - сказал Олег.

- После припадка часа два лежать, не меньше, по себе знаю, - сказал Дик. Он не сердился на Олега, он был зол на судьбу, на сплошные неудачи этого похода.

Ощущение холода в бедре, там, куда укусила блоха, не пропадало, Олег все время представлял, как отравленная крошечной капелькой яда кровь течет, пульсируя, к мозгу, чтобы напасть на него и лишить Олега разума.

Дик не спеша проверил веревку. Марьяна стала разжигать костер.

Рассвет был синим, совсем другим, чем в долине, где день всегда сер.

- Ну что ж, - сказал Дик, - подставляйся.

- Только чтобы он себе что-нибудь не сломал, - сказала Марьяна. Бедный Олежка.

- Не в первый раз мотаю, - сказал Дик, - жуткое дело, эти блохи. Ты расслабься, Олег, так легче. И думай о другом.

Сначала он связал руки Олега за спиной, потом обмотал грудь и ноги. Веревки туго впивались в тело, но Олег терпел, он знал, что в припадке у человека, как у сумасшедшего, появляются новые силы, он становится сильным, как медведь. Так что если пожалеешь сейчас, потом всем будет хуже.

Застонал Томас. Его взлохмаченная пегая голова высунулась из-под палатки. Томас хмурился, не в силах сообразить, где он. Глаза его налились кровью, лицо было красное, распаренное. Наконец он разглядел Дика, который связывал Олега. Олег смущенно улыбался - неприятно доставлять людям такое беспокойство, неприятно понимать, что скоро твое "я" исчезнет. Старый как-то рассказывал, что в средние века эпилептичек и других ненормальных женщин называли ведьмами и даже сжигали на кострах, если ими вот так овладевали бесы.

- Блоха, - сказал Томас, - всюду блохи... Всюду твари...

- Вы еще поспите, - сказал Олег. - Я нескоро в себя приду, вы же знаете. Отдыхайте!

- Холодно, - сказал Томас, - нельзя спать, мне скоро выходить на вахту, и опять барахлит компьютер, - наверное, в него залезла блоха.

- И зачем мы только пошли, - сказал Дик. - Нельзя было такую компанию в горы пускать.

- Других не было, - сказала Марьяна. - Больше некому идти. Ты же понимаешь.

Холод постепенно распространялся по всему телу, но это был не обычный холод, а свербящий, тянущий жилы, как будто множество маленьких льдинок суетилось, толкалось в груди, в ногах... Голова Томаса начала увеличиваться...

- Ну вот, - сказал Дик. - Вроде замотал я тебя сносно. Не тянет?

- Тянет, - Олег постарался улыбнуться, но скулы уже свело судорогой.

- Слушай... - Дик обернулся. - А где коза?

- Коза? Ночью я ее слышала.

- Где коза, я спрашиваю! - Голос Дика поднялся, стал мальчишеским, высоким от злости. - Ты ее привязала?

- Я ее привязывала, - сказала Марьяна. - Но она, наверное, развязалась.

- Где коза, я спрашиваю! - Видно, раздражение, копившееся в Дике, должно было найти выход - вот и подвернулась коза как символ всех неудач.

- Не сердись, Дикушка, - сказала Марьяна. Она старалась укутать Олега одеялами. - Коза, наверно, ищет, чего поесть, ей же надо есть...

- Здесь ей нечего искать. Почему ты ее не привязала?

Дик вытащил из-под полога свой арбалет, сунул за пояс нож.

- Ты куда? - спросила Марьяна, хотя отлично знала, куда.

Дик внимательно осматривал снег вокруг, стараясь увидеть следы животного.

- Она вернется, - сказала Марьяна.

- Она вернется, - повторил Дик. - Только в виде мертвой туши. Хватит. Я не хочу помирать с голоду из-за твоей глупости.

Дик рос и рос, скоро он достанет головой до неба, но он может расшибиться об облака, ведь облака стеклянные, твердые... Олег сильно зажмурился и снова открыл глаза, чтобы изгнать видение. Томас сидел на одеяле и раскачивался, словно беззвучно пел песню.

- Марьяшка, согрей воду. - Олегу показалось, что голос его звучит твердо и громко, в самом деле он шептал почти беззвучно. - Для Томаса. Ему плохо.

Марьяна поняла.

- Сейчас, Олежка, конечно.

Но она не отрывала глаз от Дика.

- Я так и думал, - сказал Дик. - Она пошла обратно. Вниз. За ночь она могла пройти километров двадцать.