Андрей Балабуха: Майский день

Бутч Андрейт оторвал лицо от нарамника умножителя и обернулся к командиру:

– Есть. Вот он, голубчик. По дальномеру – двадцать две мили.

Стентон кивнул:

– Давно пора. И так мы уже выбились из графика… Кой черт его сюда занесло? Тридцать с лишним миль от точки рандеву! Ты связался с ним, Джо? – обратился он к радисту.

– Только что. Капитан приносит извинения. Они готовы.

– Хорошо. Заходи на подвеску, Бутч.

Стентон подошел к своему креслу и сел, положив руки на подлокотники: по традиции посадку всегда осуществляет второй пилот, и Сидней всем видом показывал, что происходящее его не касается, он просто любуется панорамой океана. В кресле справа Бутч Андрейт положил руки на штурвал. Горизонт медленно и плавно пополз вверх – совсем немного, настолько, что дифферент на нос почти не почувствовался. Молодец, подумал Стентон, на постепенной смене эшелона они выиграют по крайней мере четверть часа. При таком дифференте на вертикальный спуск уже непосредственно над тунцеловом останется метров полтораста, даже сто… Ювелир! Скорость падала одновременно с высотой, теперь суденышко уже было видно невооруженным глазом, и не точкой, а четким силуэтом.

– Генеральный груз… [3]—брюзгливо проговорил Андрейт, глядя прямо перед собой. Его большие руки, казалось, совершенно спокойно и неподвижно лежали на штурвале, но Стентон легко различал под этим мнимым спокойствием готовность к моментальному движению. – Генеральный груз, черт бы его побрал…

– Не ворчи, Бутч. – Стентон оттолкнулся руками от подло котников и встал. – Думаешь, на пассажирском веселее было бы? Утешал бы ты сейчае на палубе «Лидо» какую-нибудь дебелую матрону, для которой мал бассейн или вода в нем не той температуры…

– Может быть… Да только утешать старую каргу и то веселее, чем развозить посылочки по тунцеловам…

– А ты взгляни с другой стороны, Бутч. В этой посылочке не одна сотня дельфиньих жизней.

– То есть?

– А ты даже не поинтересовался, что там?

– Зачем, собственно?

– Это ультразвуковой пугач для дельфинов. Они попадают в тунцеловные кошели. Что-то около десяти тысяч в год.

А такой пугач их отгонит.

– Любопытно, – сказал Андрейт безо всякого энтузиазма. – Знаешь, Сид, за что я тебя люблю? За идеализм. Дельфинчики… Между прочим, ты потому и на Кору смотришь только с двух кабельтовых…

– Стоп, – оборвал его Стентон. Оборвал, пожалуй, даже резче, чем хотелось. – Хватит, Бутч. Займись-ка лучше под веской, пора. – С этими словами он встал и вышел из рубки.

Во втором трюме его встретили Кора и один из матросов ее команды. Стентона всегда забавляло смешение морских и авиационных терминов на дирижаблях: пилот и матрос, швартовка и взлет… Одно слово – воздухоплавание!

Дирижабль быстро пошел вниз, это чувствовалось даже в наглухо закрытом и лишенном иллюминаторов трюме – по характерному ощущению, знакомому всякому, кто спускался в скоростных лифтах; кажется, шахтеры называют его «подпояской». Стентон сказал об этом Коре, она улыбнулась, но улыбка сейчас получилась чисто формальной, надетой: было время работы.

– Как передаем? – спросил Стентон. – На палубу?

– На воду, – ответила Кора.

Это было много проще. Значит, не нужно зависать точно над судном, достаточно сбросить контейнер где-то рядом, пускай парни с тунцелова выуживают его сами. С легким металлическим шорохом почти у самых ног Стентона раздвинулись створки малого грузового люка – квадрат два на два метра, сквозь который стали видны волны. Казалось, Стентон смотрел на них с балкона третьего этажа какого-нибудь приморского отеля. Сбоку, на самом краю поля зрения, виднелся тунцелов – черный корпус, белые надстройки, желтая палуба. До него было меньше кабельтова.

Матрос легко скантовал к люку ящик и столкнул вниз. Стентон проводил посылку взглядом. Еще в воздухе вокруг контейнера вздулись два поплавка – тугие ярко-оранжевые колбасы, заметные даже издали. В тот же миг металлические створки сомкнулись, и после дневного света белые плафоны осветительной сети показались тусклыми и унылыми. Дирижабль уже дал ход, как вдруг пол под ногами легко дрогнул, потом надавил на подошвы – не то чтобы сильно, но так, что Стентон успел это почувствовать. Значит, их подбросило. По ощущению – метров на тридцать – сорок. Словно сбросили аварийный балласт. Впрочем, никакого аварийного балласта на дирижаблях «Транспасифика» нет – не та конструкция. А значит…