— Это Кошкин, наш суперкот!
— Он отбился от своры столовских собак!
— Он свел вничью с самим Сидоровым!
"Смотри-ка, я, оказывается, стал самим Сидоровым!" — отметил Василий и остановился. Ему не хотелось драться, и он показал Кошкину, что просто идет по своим делам, но уж если тому так надо, то Василий себя в обиду не даст. Кошкин пару минут рассматривал Сидорова и вдруг произнес совершенно миролюбивым тоном:
— Сидоров, если ты хочешь котят своих увидеть, то поторопись. Минут пятнадцать назад их понесли на рынок продавать, я сам видел.
— Да, хочу, — отвечал Сидоров. — Спасибо, что подсказал, Кошкин.
Ему было неловко, и он не знал, что еще сказать. И после нового «спасибо», Сидоров побежал на рынок — это было недалеко, всего-то через несколько кварталов, а где продают котят, Сидоров знал: у входа с угла.
— Сидоров! — окликнул его Кошкин, и Сидоров поворотился к нему.
— Сидоров, — произнес Кошкин и прищурился, — а если двое друзей из-за незнакомой кошки друг на друга собачатся, а оба даже в глаза ее не видели, то это цинизм.
— Цинизм, — смущенно признал Сидоров. — Это, Кошкин, оголтелый цинизм! Я… я потом, Кошкин! некогда! — и Кошкин понимающе кивнул.
"Надо будет ему скульптора найти", — благодарно думал Сидоров по дороге к рынку — Кошкин ведь не успел тогда ему сообщить, что сам уже его отыскал. А еще Сидорову было теперь ясно, ради чего появилась Небесная Кошка: она просто не стала ему говорить про котят, потому что хотела, чтобы Сидоров и Кошкин помирились.
Василий немного волновался, не продадут ли котят, пока он добежит до места, но их продали только к обеду, и Сидоров прекрасно разглядел всех трех: двух кошечек и котенка. Он сидел почти прямо над ними, на крыше соседнего ларька, никем не замечаемый, и мог вдоволь налюбоваться своим резвым потомством. Митюковой с котятами не было — ее чела сочла, что расставание с детьми будет травмировать психику Муры, да и сама чела отправила на рынок домработницу, а с ней увязалась маленькая чела. Агнесса нахваливала котят, потому что девать их куда-то было надо, а по Интернету их пристроить не удалось: они были не из высшего общества и вообще с неизвестным происхождением. Но котята и впрямь вышли очень красивыми, а у мальчика на лапе было пятнышко точь-в-точь, как у Сидорова, и именно о его судьбе Сидоров особенно беспокоился, хотя и недолго, потому что симпатичного котика купили самым первым.
На следующий день Сидоров делился с Фельдманом:
— И вылезла из большой такой иностранной машины тетка, толстая, посмотрела на него и — купила и отдала своей дочери. А та и давать его гладить… Я вот что думаю, Фельдман, раз в иномарке ездят, то стало быть, живут богато и кормежка хорошая будет, как считаешь? И хозяйка такая толстая, а толстые — они… — тут Сидоров запнулся, он хотел сказать: «добрые», но кое-кого вспомнил и на миг омрачился. Из-за этого он продолжил иначе: — А толстые — они сами любят поесть и другим дают. Я это тебе не в обиду, Фельдман.
— Да я же понимаю, Василий, — благодушно отозвался кот Арнольд Фельдман.
— Эх, Фельдман, — вздохнул Сидоров, — а у него пятнышки-то у носа и на лапе — совсем, как у меня. Я вот Асю и Дусю попрошу, они мне эту семью разыщут, я номер иномарки запомнил. Навещу потом. Крыс ловить научу. Тебе, Фельдман, этого не понять, родительских чувств, все-таки несправедливо обделила тебя судьба, а так ты кот очень даже хороший.
Фельдман закусывал ломтиком севрюги и помалкивал. Он вовсе не считал себя обделенным, и чувства Сидорова у него никакой зависти не вызывали, — наоборот, собственная устроенная жизнь казалось Фельдману куда привлекательной, а то еще пришлось бы терпеть страсти и страдания, как Сидорову. Но он не стал ему этого говорить, Фельдман уважал чувства своих друзей да и вообще был хорошо воспитан.
октябрь — декабрь, окончено 24.12.2003