Александр Гейман - Митюкова и Сидоров

Сидоров сразу вспомнил свою Небесную Кошку. И хотя не было ни одного случая, чтобы он с кем-то сцепился по поводу ее расположения, Василий, конечно же, охотно согласился с мнением гречанки Миколакис — а как же, конечно, романтика. Конечно, небесный идеал. Еще какой небесный-то! — до шестого этажа, бывает, шерсть клочьями летит! Воспаряет в восходящем потоке воздуха.

В таких разговорах приблизились выходные.

— Вот, Василий, — писала Митюкова, — завтра моя чела отправляет семью на дачу, и когда она посадит меня на сиденье, я незаметно выскользну из авто. Старшая чела будет думать, что я уехала, а младшая — что я дома, и меня не хватятся. Я спрячусь в зарослях на углу, там меня и ищи.

Сидоров предпринял основательную подготовку. Фельдману он принес целых две мыши, а за это реквизировал из холодильника три стерляжих кусочка. Не очень больших — вместе меньше, чем на полкило, но на пару суток должно было хватить. Но поскольку прожорливость Митюковой Сидорову была неизвестна, то он подстраховался парой толстых кусков докторской колбасы, для чего понадобилось применить усиленные меры воспитательного воздействия в отношении своего чела. Еще Сидоров прибавил к запасам сырой бифштекс, это уже из столовой через дорогу — разжился по случаю. Ну, мало ли как — главное, что разжился. Голод Митюковой теперь не грозил, а для утоления жажды, на всякий случай — Сидоров ведь и правда почти не употреблял — он стырил у Фельдмана пузырек с валерьянкой. Ну и, конечно, на всю территорию вокруг дома Сидоров наложил жесточайшие запретительные заклятия — вплоть до особого распоряжения всем Жигановым, Кошкиным, Нечитайловым и вообще всем котам, будь они хоть с изьяном, хоть без, ход был строжайше воспрещен. Не нужны были в эти дни посторонние коты Василию Сидорову. Митюкова ему была нужна.

В пятницу задолго до срока Сидоров занял наблюдательную позицию на тополе, откуда просматривалась дверь в подъезд Митюковой. Выходили и заходили разные челы, и даже собаки, но никого — с кошками. Вид челов Митюковой Сидорову был неизвестен, и он стал нервничать: а вдруг они уже уехали, и он проворонил? Или поездка на дачу сорвалась. Василий несколько раз спускался с дерева и проверял условленное место встречи, но там никого не было. Потом под тополем проковыляла хромая собака из дворов за столовой, а это всегда было несчастливым знамением. У Сидорова нехорошо стало на сердце. Наконец подъехал автомобиль, и туда стали грузиться челы, — по всем признакам, это и были Митюковы. Сидоров воспрянул. Как назло, в это время к дому подкатил совершенно несвоевременный трейлер и заслонил Сидорову обзор. Увезли Мурочку или не увезли, он так и не увидел. Со смятенным сердцем Сидоров отправился на угол дома — и пробежал мимо Митюковой. Спешил к ней и потому не обратил внимания на какую-то кошку в зарослях палисадника. Митюкова вышла из кустов и сама окликнула Сидорова.

Сидоров как-то неловко лизнул в ее ухо и стал заново привыкать к виду своей дамы. Сам-то по себе вид был как вид и не слишком волновал Сидорова, влюбившегося, как известно, заочно . Просто образ Митюковой на фотках соотносился с живой Митюковой не очень опознаваемо. Ведь не все фотографии умеют изображать тех, с кого они сделаны, — ну, не получается так же красиво, и все тут. В душе же дело, а ее как сфотографировать? Стараются фотографии, конечно, тянутся, как могут, но не всегда удается. Несовершенство техники.

— Я толстая? — спросила Митюкова, понявшая замешательство Сидорова.

— Конечно, толстая, — отвечал Сидоров, сообразив, что соврать из учтивости у него не получится. — Но я люблю толстых, не стесняйся. Ну, как у тебя прошло?

Сидоров имел в виду ее побег из-под домашнего надзора. Митюкова немножко поболтала о том, как ей удалось усыпить бдительность своих домашних, о разных сопутствующих пустяках, а Сидоров меж тем вел ее в заветную кладовку — вначале предполагалось щедрое застолье. Но когда они прибыли, Митюкова едва притронулась к тому-другому и сразу же приступила к делу:

— Сидоров, а когда мы начнем окотятиваться?

Кусок колбасы чуть не выпал изо рта поперхнувшегося Сидорова. Будь он каким-нибудь британским котом, титулованным или хотя бы иностранным, то можно было бы сказать, что Сидоров был шокирован. Но к чему возводить на Сидорова напраслину — он был нашим, обычным котом, и поэтому был всего лишь ошарашен.

— Митюкова! — произнес Сидоров, прокашлявшись. — Так не делается. Мы должны соблюдать приличия. Ритуал же есть.