Песах Амнуэль - И умрем в один день…

— Я не понимал, что кого-то пугаю, — смущенно улыбнулся Балцано. — Я только присматривал за Лючией.

— Если Вериано… Послушай, это уже профессиональное! Почему он обвинил Лючию в том, что она погубила вселенную? Он же должен был понимать, пусть хотя бы на бессознательном уровне…

— А ты всегда был таким, Джузеппе, — отмахнулся Балцано. — Ты редко признаешь свои ошибки, верно? Ты редко берешь на себя… Почему в капле должно было быть иначе?

Я промолчал. Конечно, Балцано был прав. Во всем, кроме одного.

— Зачем вы заставили меня вернуться? — спросил я. — Разве Лючия изменилась? Разве теперь она перестанет быть такой, какой была всегда? Это невозможно, ты знаешь. И значит, через неделю-другую… Джеронимо, мы поссорились в первую же ночь после возвращения! Я смотрел инсталляцию звезд в Медоне, а Лючия отправилась с каким-то… Она даже не стала объяснять — почему!

— Это — характер, — кивнул Балцано. — Мировая постоянная.

— Я не могу так!

— Тут ты ничего не можешь изменить, Джузеппе.

— Тут — да. Ничего.

— Послушай… Ты что, хочешь опять?…

— Теперь у меня есть опыт, верно?

— Суицидальный комплекс…

— Лечится? Я не собираюсь лечиться, я не болен. Я люблю ее, понимаешь? Люблю!

— Не надо кричать.

— Я не кричу!

— Лючия есть Лючия… Она ведь и там… в капле… любила тебя в Вериано и полюбила тебя в Джанджакомо, а потом…

— Да! Да! Но это был я — только я! Она смогла любить только меня, в каком бы… И теперь я не сделаю такой ошибки. Не будет меня в трех лицах, это легко исправить, когда знаешь, в чем проблема. Только я.

— На какое-то время. А потом — смерть.

— Конечно. Но, послушай: "За миг любви, за поцелуй готов я завтра умереть…"

— Бездарные стихи.

— Хорошо, вот другие: "Любовь — это сон упоительный, свет жизни, источник живительный…"

— Живительный!

— Сколько человек пошли на смерть из-за любви к прекрасной даме!

— Я не знаком с историей капли…

— А я знаком, изучал. "Меня казнили за любовь в тот предрассветный час…"

— Джузеппе!

— Я все равно сделаю это! Ты можешь мне помешать?

— Нет, — сказал Балцано, подумав. На меня он не смотрел. Он мог мне помешать, и оба мы это понимали. Он не хотел.

— Спасибо, — сказал я.

Мы опять поняли друг друга.

— И на этот раз я тебя туда не пущу, — сказал я. — Ни тебя, ни Лючию.

— Я не…

— И не пытайся.

— Не обещаю, — вздохнул Балцано.

Я встал.

— Спасибо, — сказал я. — Извини, у нас с Лючией вечером на Ганимеде концерт, мне нужно привести себя в порядок.

— Ты ей скажешь, что…

— Она знает, — кивнул я.

— И она… так спокойно…

— Нет, конечно! Ты прав, Лючия — это Лючия. Она плакала все утро, что не помешало ей назначить при мне свидание Копелю с Диона.

— Это ведущий передачи о…

— Да, известная личность. Так что, как видишь, Джеронимо, все повторяется в нашем мире, все уже когда-то было с тобой и все есть в памяти… А я хочу нового.

— Нового — даже ценой…

— Даже, — твердо сказал я. — Когда-нибудь ты меня поймешь.

— Когда я тебя пойму, — сказал он, — мир разрушится.

— Вряд ли, — сказал я. — Мир был всегда и всегда будет. То, что всегда было, останется навечно. То, что не имело начала, не может иметь и конца.

— Не нужно повторять аксиомы, — раздраженно сказал Балцано.

— Прощай, — сказал я.

— Прощай? — повторил он. — В моей памяти нет такого слова. Сам придумал?

— Нет, — усмехнулся я. — Это слово… в моей капле… и в той, что была, и в той, что будет… это слово означает «навсегда» — или «никогда». В зависимости от точки зрения.

— Не делай этого…

— Прощай, — сказал я.

Парило с утра. Жаркая выдалась осень в две тысячи шестом году, я и не помнил, когда еще было так жарко. По телевидению с утра говорили о глобальном потеплении и о том, что еще лет через сорок, если все так пойдет и дальше, жить на планете станет невозможно, льды растают, континенты уйдут под воду, спасутся немногие, и, скорее всего, следующей разумной расой на Земле станут дельфины.

Я пил на кухне кофе и улыбался, слушая прогнозы специалистов, ничего не понимавших в том предмете, которым они профессионально занимались и, следовательно, могли бы уже догадаться о том, что ни солнечными вспышками, ни, тем более, промышленной деятельностью человека нынешнее изменение климата объяснить невозможно.

Я ждал звонка, мне должен был позвонить клиент, для которого я всю последнюю неделю вел слежку, не очень, правда, напрягаясь, скорее — получая удовольствие.