Леонид Платов - Искатель. 1965. Выпуск №6

— Почему? Все эти слова мне встречались в фундаментальной памяти. Почему не понять? Я способен понять все.

— Это не постигается разумом. Это надо чувствовать.

— Чувствовать… Это странно, но я, кажется, понимаю. Не совсем, очень смутно, но понимаю. Вот, значит, что такое сны.

— Да…

— А почему ты сейчас не спишь?

Валгус усмехнулся.

— Мне не до того…

— Ну да… Знаешь, я попробую сейчас уснуть. Я хочу быть во всем как люди. И видеть сны тоже.

— Попробуй, — согласился Валгус.

Одиссей умолк. Снова наступила тишина, а свет бушевал за бортом.

«Спи, Одиссей, спи. Тем проще становится моя задача. Итак, замкнуть. Путь найден». Слабые места Одиссея Валгус раньше знал наперечет. От волнения он многое забыл, но сейчас детали начали восстанавливаться в памяти. Это оказалось очень просто — замкнуть Одиссея, сжечь его, взять управление кораблем в свои руки… Нужна только металлическая пластина. Подойдет хотя бы столовый нож — ножами и вилками Одиссей не распоряжается, они ему ни к чему. И нападения с этой стороны он тоже не ожидает.

Валгус без труда разыскал столовый нож. Стискивая рукоятку, Валгус усмехнулся: «Орудие убийства»…

Эта мысль была как удар. Валгус медленно положил нож на стол. Убить — кто способен на это, кто слышал об этом в последние десятилетия?

И ведь именно Одиссей показал тебе этот свет. Хотел показать и показал. Значит, и у него есть потребность поделиться чем-то с другим. И насчет снов он расспрашивал поэтому же. Он хочет, чтобы у него было о чем разговаривать. Хочет, чтобы была почва для чего-то — для общения?

— Да, — медленно произнес Валгус. — Не убью. И не обману.

В динамике щелкнуло, и Одиссей негромко сказал:

— Что же, спасибо, Валгус…

— Что?

— Ты не выключил меня, говорю я. Тогда, в рубке. Спасибо. Ты ведь считал, что можешь… И не замкнул сейчас, хотя и полагал, что это тебе удастся. Еще раз спасибо. Правда, я обезопасил себя в достаточной степени. Я ведь не хуже человека, Валгус…

— Не глупее, хочешь ты сказать, — поправил Валгус.

— Я хочу сказать, не хуже. Ты говорил о чувствах — о том, что отличает тебя от меня. Чувства, сны… И у меня есть что-то такое. Ведь самым разумным для меня было бы сразу же уничтожить тебя. А что-то мне мешало и мешает.

— Ничто не мешает.

— Мешает. Я только не знал что. Ведь очень просто: включить стерилизатор — и тебя нет. Не смог и не могу…

— Да, — сказал Валгус. Он просто не знал, что сказать.

— Нет, я не хуже тебя. Но ваш мир богаче, я признаю это. Ведь вас очень много. А нас пока — единицы… И я не могу уничтожить тебя. Что же мне делать, Валгус?

Валгус промолчал.

— И все же я разобрался, — сказал Одиссей, словно угадав мысли человека. — И понял, что разум — это не только приятно. Это еще и накладывает новые обязанности. Мне очень странно, однако… Ни прямо, ни косвенно, ни действием, ни бездействием я не смогу причинить тебе зло. Мой разум протестует против этого. Но ведь если я ничего не предприму, ты умрешь несчастным…

— Недолго, — утешил его Валгус. — Я умру от тоски. Но пока я жив, буду тосковать.

— А я не хочу этого. Понимаешь? Что-то во мне против этого. Это не кроется ни в одной группе моих криотронов, иначе я мог бы просто отключить их. Но, мне кажется, это присуще им всем вместе — всему тому, что, собственно, и порождает разум. Я правильно разобрался? Мне ведь легче анализировать все происходящее во мне, чем, наверное, вам, людям, разобраться в вашем устройстве. Моя конструкция и тебе и мне известна до мелочей. И вот я вижу, что я мог бы избавиться от того, что мешает мне поступить целесообразно, — уничтожить тебя — но для этого надо выключить меня всего. Тогда я вообще перестану быть разумным. Да?

— Наверное… — растерянно сказал Валгус. — Да, ты чувствуешь, Одиссей…

— Очевидно, разум не может не чувствовать. Не может быть мысли без чувства.

— Вероятно… Я об этом не думал. Чувство — это прекрасно.

— Теперь помолчим, — сказал Одиссей. — Кажется, оно во мне, это чувство. Я прислушаюсь, я хочу постичь его…

Валгус стиснул руками голову.

«Помолчим, — подумал он. — О чем? Ты постиг страх смерти — и пережил его. И только с тоской не справиться тебе, с тоской о людях. С этим человек справиться не в силах. Что поделать — человек сам есть результат любви людей, а не ненависти. Мудрствуешь, бродяга? Воистину бродяга: до конца дней бродить тебе в надпространстве, и никогда не разжечь теплый огонь на теплой Земле, и не коснуться пламени, заключенного в чужих душе и теле. Что, кроме снов, остается тебе, бродяга Валгус? Что делать тебе?»