— Ну вот. Нет худа без добра. Иначе бы я с вами и не познакомился, — нервно сказал он для начала и поспешно добавил: — Ох и ловкачи! Успели, пронюхали. Только взял из сберкассы, так сразу и пронюхали. Ну и ну, какие ловкачи!
Он боялся остановиться и потерять, несомненно, с трудом набранный тон. Так было легче. Он мчался очертя голову, как плохонький велосипедист, развивший огромную скорость. Худой пятидесятилетний мужчина с усталым лицом. Губы его кривились.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — быстро и с надеждой спросил Михеев.
— Из-за денег да кого-то подозревать? Да пропади они пропадом! — сказал Крылов с бесшабашной удалью и обвел всех печальным взглядом и при этом, вероятно, думал, что у него веселые, беспечные глаза.
— Как же — пропади? Такие деньги! — сказала его сестра подполковнику. — Да он извелся, пока их занял. У кого и по сто, у кого и по десять. Всем уже задолжали вокруг. Нет, уж вы их найдите.
— Я должен был их завтра внести. А остальное в рассрочку. На две комнаты, — пояснил инженер, сдавая позиции.
— Вот видите, товарищ Крылов, на целых две комнаты. А вы никого не подозреваете, — веско сказал заместитель Марков.
И строго посмотрел на Леонида. Он заместитель и присутствует здесь. Об этом следовало дать знать. И он дал. Теперь все это знали.
— А мне подозревать некого, — упрямо возразил Крылов.
Леонид смотрел в окно и внимательно слушал. Крылов был растерян и вряд ли годился сейчас на что-нибудь полезное. В голове у него кутерьма, и в таком состоянии действительно трудно что-либо припомнить. А важна каждая мелочь. Надо собрать все по крупице, чтобы найти матерого преступника. Вернее, преступников. То, что здесь работал не один, Леонид был уверен. У него уже родились кое-какие соображения, и он хотел их взвесить.
— Где ваша дочь? — спросил подполковник.
— В институте и пока ничего не знает.
Окно выходило во двор. Там мальчишки гоняли шайбу — прямо по сырому асфальту. Шайба не скользила, и мальчишки отчаянно толкали ее крючковатыми палками. Леонид перевел взгляд на письменный стол. Там стояла фотография девочки. Фото уже пожелтело — девочке было тогда пять-шесть лет.
— Это она? — спросил подполковник.
— Да. А теперь нет спасу от кавалеров. Трезвонят с утра. Большая стала совсем, повыше меня. Мать-то была высокая. Из-за этого роста одно расстройство. Подруги ходят на шпильках, а ей нельзя. Кавалер пошел низкорослый.
— Кавалеры, конечно, студенты?
— В основном они. Турпоходы, сопромат и эти… как их… «спидолы» — транзисторы. И все на одну стипендию. Веселые эти студенты.
— Скажите, деньги в крупных купюрах?
— По двадцать пять и все новые, — произнес инженер.
— Проверьте, вещи целы?
— Я же вам говорила. Все как одна. Просто на удивление, — сказала сестра хозяина.
Заскрипели дверцы — Леонид обернулся. Крылов распахнул шифоньер, битком набитый одеждой.
— В самом деле — все целехонько.
Михеев и Марков переглянулись.
— Опытный, мерзавец! С тряпками риск. Попасться легче.
— Хорошенько проверьте почерк. Точно ли авторы старые? — сказал Михеев Николаю Ивановичу.
«Эти знали, что брать. Желторотые, те б потянули все, не удержались, — подумал Леонид. — На тряпье-то они и ловятся».
— Мы еще с вами увидимся. Сегодня вечером, — сказал подполковник, прощаясь, хозяевам.
— А замочек и филенку мы вырежем на память. А вы уж поставьте новый, и покрепче, — подал голос Николай Иванович, он все еще возился у двери.
— Леонид Михайлыч, милости прошу в мою машину, — сказал подполковник, застегивая пальто.
Серафим Петрович неуклюже втиснулся в машину. Дочернин оренбургский платок, повязанный на пояснице под сорочкой на голое тело, сильно мешал, но без него радикулит крутил острее и с платком приходилось мириться.
Радикулит он вынес из засады в студеных плавнях. Тогда подстерегали Мастера. Тот уходил на баркасе из Крыма. Это была их первая встреча, и это было давно. С тех пор радикулит, как и Мастер, стал его извечным спутником, он обитал где-то внутри, дремал в затаенном логове, и, когда, очнувшись от спячки, брался за михеевскую поясницу, подполковнику доставалось на орехи. Этот недуг был свиреп и коварен и заставал всегда врасплох.
Еще вечером Михеев рассиживал на стуле, и в ус не дул, и радовался жизни, а радикулит уже разминал свои цепкие лапы, и едва подполковник вздумал подняться, как он ухватил за поясницу.
Встать, конечно, Михеев встал, но для этого понадобилось много лишних движений, будто он осторожно собирал себя по частям. И хорошо, что в кабинете был только этот юный сотрудник Зубов, вечно погруженный в анализ, иначе было бы просто неловко. Но Зубов ушел по макушку в мысли, ничего не заметил, и все обошлось без конфуза. А там уж он, Михеев, распрямился и молодцевато прошел по кабинету этаким гоголем. И уж потом он сам хитрил — не садился целый вечер и все время был на ногах.
Читать дальше