Григорий Гребнев - Пропавшее сокровище

...Волошин вонзал топор в дубовую дверь, а Руднев старался просунуть в щель лом. Подземелье гудело от ударов топора и лома; из щелей уже валил густой дым, летели щепки. Волошин неистово работал топором, кромсал крепкое дерево, старался перерубить засов, на который с той стороны была заперта дверь, и боялся лишь одного: что засов этот окажется металлическим.

- Если засов там железный, все пропало, - задыхаясь, говорил он Рудневу.

- Ничего! Руби, Ваня! Мне только в щель лом просунуть, - подбадривал его Руднев.

Наконец Волошин добрался до засова и крикнул:

- Деревянный! Наша взяла!..

Он с удвоенной силой заработал топором. Засов разлетелся в щепки. Руднев рванул дверь. Едкий дым заполнил туннель. Руднев шагнул вперед, прикрывая глаза. Вдруг он услыхал голос Волошина.

- Старик лежит! Он здесь! Лежит на полу!..

- Тащите его наверх! - крикнул милиционеру Руднев.

- Надо спасать книги!.. - услыхал он слова Волошина и понял, что тот тушит огонь.

Волошин действительно боролся с огнем. Стащив с себя брюки и оставшись в одних трусах, он бросался туда, где взлетали сквозь дым языки огня, накрывал горящие книги брюками, топтал их ногами, хлопал руками. Позади раздался отчаянный женский крик:

- Ваня!.. Ванечка!.. Ты жив?.. Где ты, Ванечка?!.

Выставив вперед руки, в тайник вбежала Тася.

- Настенька! - откликнулся Волошин. - Горят книги!.. Тушить надо!..

- Уже бегут с брезентом! - ответила Тася.

Действительно, минуты через две в тайник вбежал милиционер, волоча за собой широкий жесткий брезент из арсеналов Анышева.

- Накрыть огонь! - весело скомандовал Руднев.

Теперь дело пошло быстро. С помощью брезента Волошин, Руднев и милиционеры окончательно расправились с огнем. Тася тем временем не оставалась без дела: шаря руками по каменным полкам и по полу, она собирала в охапку полуобгоревшие книги. Собрав, сколько могла унести, она пошла по туннелю к выходу.

В подземелье было трудно дышать из-за дыма, но Руднев, Волошин, Тася и милиционеры все же дышали. Видимо, где-то была тяга для притока свежего воздуха... Дым уходил.

Погасив огонь, Руднев и Волошин стали передавать книги милиционерам, выстроившимся в цепочку вдоль туннеля.

Уже занялась заря. Возле часовни Тася и профессор Стрелецкий осматривали спасенные книги.

- Что это? - с тревогой и волнением говорил Стрелецкий, беря в руки один за другим запыленные, полуобгоревшие фолианты.

- Это церковные книги, профессор, - сказала Тася.

- Да. Но это совсем не то...

Стрелецкий раскрыл какой-то том в картонном переплете и прочел вслух:

- "Житие святого Ферапонта, можайского и лужецкого чудотворца..." Эта книга напечатана в 1912 году в Московской синодальной типографии.

Тася подняла другую книгу, лежавшую на траве. Это был часослов, напечатанный типографским способом в 1909 году. Тася еще ничего не понимала, она механически раскрывала одну за другой спасенные книги и убеждалась, что все это была обыкновенная церковная макулатура - псалтыри, часословы, молитвенники, "жития святых", современные, напечатанные в типографиях на бумаге, на русском и церковнославянском языках.

- Этого не может быть! - воскликнул встревоженный профессор. - Эти книги туда попали случайно!.. Давайте! Давайте сюда! - крикнул он милиционерам, выносившим из гробницы новые охапки книг. - Тасенька! Смотрите внимательно! Каждую книгу...

Но Тася убеждалась, что все книги были такие же.

Из подземелья вышел Волошин, а за ним и Руднев. Их, особенно Волошина, трудно было узнать. Испачканные землей и копотью, с обгорелыми волосами, с ожогами на руках и ногах, они, казалось, только что вернулись из самой гущи жестокого боя.

- Ваня! Вы обгорели! У вас ужасный вид! - Тася бросилась к своему другу. - Скорее! К врачу! Бежим!

Но расторопный Анышев уже явился с бинтом и с какой-то мазью. Тася превратилась в медсестру (для Волошина), а Анышев - в "медбрата" (для Руднева).

- Тебе больно? - с нежностью глядя на Волошина и накладывая повязку, спросила Тася, вновь неожиданно для себя переходя на "ты".

- Да нет же, Настенька! Что вы?.. Что ты?.. Это пустяки!

- Я чуть с ума не сошла, когда узнала, что ты там, под землей, горишь! - пробормотала Тася и даже всхлипнула под наплывом чувств.

Забыв про свои ожоги и осмелев, Волошин уже два раза поцеловал ее в горячую щеку:

- Настенька! Радость!..

- Тихо... молчи... - строго сказала Тася, ловко бинтуя разбитое колено Волошина.

- Ну, как библиотека Грозного, камрад Березкина? - окликнул ее уже забинтованный Руднев. - Небось не вся сгорела?..