ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Потолок был в знакомых трещинках- Иван изучал его уже добрых пять минут, натянув одеяло до подбородка. Ночью снилась ему всякая чертовщина, и настроение, с которым он проснулся, было совсем не тем, что называют радужным. Иван покосился вбок - слева у окна, задернутого марлевой занавеской, стояла покосившаяся этажерка. Даже отсюда, с кровати, Иван легко прочитал на корешке одной из немногих книжек - "Машина времени". На книге лежала распечатанная пачка "Памира". О стекло, за занавеской, нудно жужжа, билась муха. Рановато она проснулась, - подумал Иван. - Впрочем, почему рановато? И вспомнил, что во сне привиделось ему, будто попал он в февраль прямиком из июля. Там бы мухе этой, действительно, пришлось туго. Впрочем, как и ему самому. Слава богу, сон. Иван спустил ноги с постели и облегченно сплюнул:
- Ну и приснится же такая чертовщина!
Натягивая брюки, он размышлял о том, что надо бы передохнуть, никуда машина от него не денется, днем позже закончит - какая разница? Перенапрягаться незачем - чего доброго свихнешься. Вот и так - всю ночь черт знает что мерещилось. Иван потянулся за сигаретами и свалил на пол книжку. Закурив, он наклонился поднять книгу и застыл. На такой знакомой обложке верхний угол надорван - стояло знакомое название - "Машина времени". А над ним имя автора. И это имя было - У. Герберт.
Иван, так и не подняв книги, шагнул вперед и плюхнулся на кровать. Он, конечно, в глубине души уже понял, что ничего ему не приснилось, но мозг пытался зацепиться хоть за что-нибудь, что опровергло бы страшную догадку. Пытался и не мог. Наоборот, память подсказывала совсем другое.
Эта абсурдная встреча с Хрисовым... Дичь какая-то - дядя Петя не узнал его! Участковый, с которым они знакомы и дружат добрых два десятка лет, не узнал его - это не укладывалось в голове... Иван встряхнулся - так и спятить недолго, - и, напрягшись, стал перебирать другие странности, вдруг ворвавшиеся в его привычный мир. Дядя Петя его не признал, а хозяйка, у которой он снимал комнату, узнала сразу, стоило ему постучаться. Но не удивилась нисколько. А не удивиться не могла - он-то в это время должен был лежать в беспамятстве в больнице, после того, как под машину попал. А она спросила только почему-то: "Выучился уже?" И вот теперь - эта знакомая чуть не наизусть книга, автор которой не Г. Уэллс, а какой-то У. Герберт...
Иван отчетливо и ясно понял, что все это было - и странная встреча на улице, и дикий разговор с киоскером, и сберкасса... Это было. Было вчера. И Иван окончательно убедился, что он влип.
Муха продолжала жужжать, колотясь о стекло. Иван машинально поднялся, шагнул к окну и отдернул занавеску.
Широкий желтый пустырь, залитый резким полуденным солнцем, высвечивавшим малейшие неровности, которых почти не было. Узенькая тропка бежала вдоль забора, нависшего над головокружительным обрывом. Высоко в небе, оставляя светлый след, двигались Две точки. Иван мигнул - свет резал глаза. А когда он снова взглянул в окно - по залитому ослепительным солнцем пустырю плавно, как в замедленной съемке, бежала желтая собака. Бульдог, что ли? - подумал Иван, стараясь не думать о том, откуда за его окном взялся этот никогда не виденный им пейзаж. И гут на собаку, плывшую по пустынному двору, вдруг посыпались невидимые удары, ее бросало из стороны в сторону, швыряло наземь - как будто что-то невидимый изо всей силы обрушивал на нee страшные удары тяжелой невидимой палки. И вдруг собака - Иван не поверил глазам - рассыпалась на стекляшки и винтики, ссыпавшиеся кучкой на желтой каменистой земле.
А спустя несколько мгновений один из двух самолетов, летевших в очень синем небе, вдруг зарылся носом, загорелся, неслышно взорвался и, рассыпаясь, рухнул куда-то за далекую черту горизонта.
А по двору снова медленно и плавно бежала желтая собака...
В дверь осторожно постучали. Но этот тихий стук показался Ивану громом, и он отскочил от окна, как ошпаренный. Что и говорить, будь даже у Ивана Жукова вместо нервов стальная проволока, и то все события минувших суток было бы тяжеловато переварить.
Из-за двери послышался обеспокоенный голос хозяйки:
- Ваня, а, Ваня! Ты спишь еще, что ли?
- Да нет, тетя Вера, - приходя в себя, ответил Жуков, - а что такое? Не одет я еще.
- Газетку тут принесли. Я тебе под дверь подсунy.
-Ага, спасибо, тетя Вера, - сказал Иван, нагибаясь за прошуршавшей в щель под дверью газетой.
То, что он влип, Иван Жуков понял основательно и окончательно. Но здравый смысл всегда, за весьма редкими исключениями, был основой всех его размышлений, решений и поступков. И если бы тетя Вера через минуту заглянула в щелку, она бы увидела, что постоялец ее, усевшись на кровать, напряженно вчитывается в газетные строчки, шевеля губами, словно старательно заучивает их наизусть.
Читать дальше