Михаил Грешнов - Год, который не пришел к людям

Грешнов Михаил Николаевич

ГОД, КОТОРЫЙ НЕ ПРИШЕЛ К ЛЮДЯМ

Я не хотел рассказывать эту историю. Но я стар, мне недолго тянуть, и, - кроме меня, никто не расскажет людям, как от них ушел год. Вернее, не пришел к ним - сгорел, подобно метеориту, не коснувшемуся земли.

Никто этого не заметил, кроме атомных часов - эталона. Они отметили после тысяча девятьсот девяносто пятого года тысяча девятьсот девяносто седьмой. Но комиссия, следившая по часам за ходом времени, посчитала, что механизм испортился, и заменила часы новыми. Факт этот не был даже опубликован...

Ничего не случилось особенного. В суете новогодних празднеств и карнавалов, в комнатах, полуосвещенных телеэкранами, у мартенов и на пограничных постах миг, когда старый год сменился новым, прошел почти незамеченным: кто-то затяжнее зевнул, у кого-то слишком долго опускались ресницы - и пусть себе. Правда, в этот миг скончался президент АБИ - Ассоциации биологических исследований.

Но ведь каждую секунду на планете умирает несколько человек...

Никто ничего не заметил, и очень трудно убедить теперь да и тогда убедить было бы нелегко, что произошло событие фантастическое.

Я работал на метеоспутнике, следил за "Стеллой" - тайфуном дают милые женские имена. "Стелла" зародилась к югу от Алеутов, двигалась на Курилы. Какое-то время я шел над ней, передавал данные о направлении, скорости. Поглядывал на часы-тоже готовился встретить праздник. "Алло!" - проверил каналы связи: меня должны были поздравить. За работой - и за часами - проглядел неисправность: вышла из строя система подогрева кабины и спутника в целом. Температуру почувствовал кожей, и когда взглянул на термометры - столбики показывали пятьдесят градусов. Пока возился - безуспешно, - пытаясь устранить неисправность, температура поднялась до шестидесяти. "Как в Каракумах!" - сообщил на базу. Оттуда последовали советы, что и как делать. Сделал - не помогло. Ртутные столбики браво росли, и тогда мне дали команду: "Катапультируйся!"

Меня вышвырнуло в тот момент, когда спутник взорвался. Обломком повредило на скафандре спусковые ракеты - включило искру. Ракеты рванули свечой, и, когда горючее выгорело, я пошел вниз как камень. "Конец. Вот и конец..." Две-три минуты, и из меня будет - чирк! - светлая полоса. Кто-то среди ротозеев внизу воскликнет: "Метеорит! Как красиво!" Это я... метеорит.

Но кончилось по-другому - иначе я не излагал бы этот рассказ.

Внизу появилось крыло-треугольник - из тех, что в конце века заменили фюзеляжные самолеты. Появилось внезапно, из ничего, - любой спутник, лабораторию я заметил бы издали. Крыло меня озадачило не только внезапным появлением. Я мог врезаться в него по пути, и эта возможность обрадовала меня не больше первой: сгореть или расплющиться. Однако скорость падения замедлилась, траектория изменилась, и спустя считанные секунды, когда я был над крылом, на его плоскости открылась воронка и, словно вихрем, скрутив по рукам и ногам, меня втянуло в нее.

Удивиться я не успел. Удивление придет позже. Меня всосало в воронку, бросило в темноту.

Но свет вспыхнул. Я стоял в тесной металлической коробке, как в лифте. Створки двери раздвинулись, открыв коридор.

- Пройдите! - сказали мне.

Я сделал по коридору несколько шагов.

- Снимите скафандр.

Кто говорил, я не видел: в коридоре никого не было. Динамика тоже не было, но я мог его просто не заметить.

Справа открылась ниша, как в наших шлюзовых камерах, куда вешаем скафандры. Я снял скорлупу, повесил на крюк.

- Две минуты стерилизации.

Все было обычным, даже рутинным - процедуры одинаково соблюдались на всех космических кораблях. Время стерилизации - тоже. Стою жду.

Две минуты немного, но достаточно, чтобы понять, как вовремя подвернулся корабль и каким неожиданным было спасение. Притом - воронка. Не знаю кораблей с открывающимися воронками на крыле. Так вообще - много ли чего я знаю или не знаю! Честно сказать, не опустился бы на крыло, если бы что-то не притянуло меня, не подправило траекторию. Непонятно, но, по существу, здорово.

В конце коридора над дверью возникла надпись:

"Войдите". Я отвел дверь, вошел.

То, что открылось, поразило меня несказанно.

Это был отсек управления; пульт, смотровое окно, приборы. Но люди!.. Их было трое: мощный старик, с бородой, с усами под самые уши, с насупленными бровями. Девочка - как я на первый взгляд посчитал - в белом светящемся платье, с голыми до плеч руками, с ясными нестерпимо-голубыми глазами и с синими, под цвет глаз, сережками. Третьим был карапуз-мальчишка, сидел на полу с игрушками; на красном его свитере, на груди, было написано: 1997. Все трое глядели на меня в упор, а я, еще не оторвавшись от ручки двери, бестолково моргал глазами: это же Дед Мороз, Снегурочка и Новый год, который они везут на Землю!