Генри Каттнер - Меч грядущего

А потом Корт оказался рядом с Хардони.

Его кулак с силой обрушился на лицо рыжего лиса, раздробив кости. Хлынула кровь. Хардони с криком отшатнулся, но быстро пришел в себя и заозирался в поисках оружия.

Ирелла метнулась к Корту и повисла на нем. Она отчаянно царапалась и лягалась, ее волосы ярко пламенели в темноте.

Корту некогда было с ней церемониться. Наотмашь, раскрытой ладонью, он ударил ее по щеке. Он не видел, как она упала, потеряв сознание,— все внимание Корта было сосредоточено на Хардони.

Тот метнулся в сторону, но это была лишь уловка — рыжий лис попытался проскочить мимо Корта обратно в зал под куполом. Однако Корт оказался проворнее. С окаменевшим от гнева лицом и застывшим взглядом он бросился наперерез, и его руки сомкнулись на горле врага.

Хардони сопротивлялся что было сил, несколько раз ударил Корта кулаком в лицо, а когда это не помогло —сделал подсечку и опрокинул его. Корт не ослабил хватки даже в падении, его руки лишь еще крепче вцепились в горло противника.

И тогда Хардони охватил ужас. Он попытался закричать, но не смог; попытался вырваться, но и это ему не удалось.

— Корт! — прохрипел он.— Не… не надо!..

— Ты хотел войны,— ответил Корт.— Ну так вот тебе война.

В конце концов он разжал пальцы, и безжизненное тело Хардони упало к его ногам. Борясь с подкатывающей к горлу тошнотой и невесть откуда взявшейся слабостью, Корт повернулся к человеку, которого Хардони пронзил мечом.

Это оказался Фарр, и он был еще жив. Его пухлое лицо исказилось от боли. Он поднял взгляд на Корта.

— Полетел… вслед за вами…— Фарр говорил с трудом, хватая ртом воздух.— Думал… как-то… помочь. Вот и помог! — Его хриплый смех перешел в стон. Превозмогая боль, Фарр протянул руку и сжал пальцы Корта. В маленьких глазках застыл вопрос.— Корт… Корт, вы спасете Лиру?

— Да. Никакого оружия мы делать не станем. Я расскажу правду, и конвенция с Деккой будет подписана.

— Но если… Ирелла… не согласится?..

— Войны не будет, я вам обещаю.

Фарр с облегчением кивнул и испустил дух.

Прекрасная, как никогда, она безмятежно лежала на кушетке в крошечной комнатке в подземелье замка Фарра: серебристое платье аккуратно расправлено, золотисто-медные волосы рассыпались по подушке. Металлический обруч на голове девушки тускло мерцал в неярком свете.

Корт склонился над ней. Горло у него перехватывало от слез.

— Думаю, всегда были и будут такие люди, как ты, Ирелла,— наконец заговорил он.— Безумие бродит в твоей крови, тебя нельзя переубедить. Однако можно остановить. Завтра Лира получит нового правителя. Это будет не Этан Корт, но человек, который тоже хочет мира.

Длинные ресницы на фоне бледных, как слоновая кость, щек даже не дрогнули. Корт сжал кулаки, до боли вонзив ногти в ладони.

— Слышишь ли ты меня, Ирелла? Нет. Ты уже на пути в собственные миры. В снах ты будешь всемогущей, ты будешь сама создавать их такими, какими захочешь. И все в них будет настоящим. Однако отныне ты никому не причинишь вреда. Ты никогда не проснешься, я позабочусь об этом. Нет, ты никогда не проснешься. Еще сорок лет, может, пятьдесят, я буду приходить сюда и смотреть на тебя, но ты не почувствуешь, что я здесь. Ты состаришься и умрешь, но не осознаешь этого. Ирелла… любовь моя!

Этан Корт наклонился ниже и в последний раз коснулся губами нежных алых губ спящей девушки.

— Мне следовало убить тебя, Ирелла,— прошептал он,— но такая смерть легче. Хотелось бы знать, понимала ли ты, что я любил тебя?

Голубые глаза Иреллы оставались закрыты. Корт повернулся и вышел из комнаты, пошатываясь, словно пьяный. Закрыл за собой тяжелую дверь, запер ее ключом Фарра и прижался лбом к холодному металлу.

Как много нужно успеть сделать! Иначе все, завоеванное с таким трудом, пропадет втуне. Но отныне больше никто не стоит у человечества на пути, и ведет этот путь к миру, а не к войне.

Лифт быстро нес Корта наверх, обратно к жизни и надеждам на будущее. Внизу, в коморке с голыми стенами, осталась Ирелла. Она никогда не проснется. Он не оставил ей ничего. Одни лишь сны.

Подвижная скульптура, чаще всего абстрактная или полуабстрактная.

Вероятно, имеется в виду не Теодор Руссо, французский живописец XIX века, чьи картины можно увидеть в Эрмитаже, а его однофамилец Анри Руссо (1844-1910), один из известнейших представителей примитивизма.

В греческой мифологии — дочь Тантала, жена царя Фив Амфиона, в наказание была превращена Зевсом в каменное изваяние, из глаз которого продолжали вечно литься слезы.