Олег Мороз - Проблема SETI

— Фрол Петрович, я вам признаюсь честно: мне в общем-то наплевать на все эти цивилизации. Хоть бы их вовсе не было. Но вот ведь тут какое дело: мой муж буквально помешался на них. Знаете, есть такой тип человека — его хлебом не корми, дай только ему повозиться с различными сумасбродными идеями. Можете себе представить, что у нас за жизнь теперь… Я его всеми силами пытаюсь отвратить от этого странного увлечения… И что же? Следуют бесконечные ссоры, конфликты… Теперь он думает, что я специально прервала отпуск, поехала в Москву, чтобы помешать публикации этой анкеты (сам он сейчас на юге)… И если публикация действительно сорвется, в этом, разумеется, буду виновата я… В его глазах. И это будет конец. Последняя капля.

Странно: рассказывая главному редактору ту же самую историю, которую два часа назад я рассказывала Торидзе, — историю лишь наполовину, на треть правдивую, — я не испытываю ни малейшего желания плакать. Отчего это? Оттого, быть может, что история эта уже не так свежа, что уже выплаканы отпущенные на нее слезы? Нет, не в этом, наверное, дело. Я интуитивно ощущаю: человек, передо мной сидящий, совсем другого типа, нежели, допустим, Торидзе.

Я замечаю: в нем происходит какая-то внутренняя борьба. Легче всего ему сейчас сказать: «Ну, знаете ли, дорогая моя, я, конечно, всей душой вам сочувствую, но при чем здесь наша газета? У нее ведь миллион читателей! И пытаться решать через этот широковещательный печатный орган свои личные, свои семейные проблемы — это, знаете ли, непозволительная роскошь, независимо от того, о ком идет речь — о вас ли, обо мне или о ком-либо другом». Что-то в этом роде он вполне имеет право сказать. Но в том-то и дело, что он этого сказать не может. Я совершенно отчетливо ощущаю это. Больше всего на свете он боится прослыть этаким ограниченным тупорылым бюрократом. Даже не бюрократом, а этаким чересчур трезво и логически мыслящим сухарем, чуждым обычных человеческих слабостей и не умеющим прощать их другим.

И я, кажется, не ошибаюсь. По всему видно: он принял мою «свечу». Он явно перестраивается на «мой» лад. Глаза его теплеют и добреют.

— Послушайте, что вы за люди? — говорит он. — Я имею в виду ваше поколение. Просто какая-то загадка для меня. Вы ведь готовы в мгновение ока пожертвовать чем угодно — любовью, семьей, детьми — ради чего угодно — ради любого пустяка. Вот хотя бы моя дочь с мужем… Сидим как-то за ужином — заходит разговор о какой-то театральной студии, которая, — вы, наверное, слышали об этом — поставила спектакль в электричке. Представляете, электричка движется, а они прямо в вагоне разыгрывают действие. Ну, не только в вагоне, на станциях еще, мимо которых проезжают, на путях — тут зрители в окно смотрят… Мнения у нас разошлись… Дочь считает: это здорово, это великолепно! Зять же, напротив, убежден, что все это мура. И я с ним в общем-то согласен. Разве в этом заключается искусство?! Можно поставить спектакль в электричке, в поезде дальнего следования, в самолете, на космическом корабле, на подводной лодке… Или на крыше высотного дома, в подземном переходе через улицу Горького… Если бы все новаторство только в этом и состояло, следовало бы поручить ставить спектакли изобретателям — у них в этом отношении мысль бьет ключом. Я, конечно, не знаю, может быть, в этом железнодорожном спектакле и искусство имеет место — режиссура, актерская игра… Я его не смотрел. Но тогда для чего эта электричка? Не проще ли обойтись обычным помещением? Искусство само по себе необычайно мощное средство воздействия, чтобы еще «усиливать» его какими-то экстравагантными фокусами… Но не в этом дело. Как я уже сказал, мнения у нас разошлись. Казалось бы, дело житейское — поспорили и поспорили. Так нет же, на следующий день — что бы вы думали? — дочка моя хлоп заявление о разводе! Вот так-то. И никакие уговоры не помогли, никакие доводы (главный-то довод: у дочери уже своя дочь, моя внучка). Так и разошлись…

— По-видимому, это был только повод, — говорю я. — Тот спор за ужином. А причины для разрыва исподволь накапливались.

— Не знаю, не знаю. У нашего поколения каких только споров не было. И кроме споров, кое-что еще… Бараки на Магнитке… Окопы… Но не могу себе представить, чтобы из-за какого-то спора — хотя бы и в качестве повода — в жертву приносилась семья, многолетние отношения… Это что-то новое. Как говорил Пушкин: «Здравствуй, племя младое, незнакомое!» Так вот, не всегда только радость доставляет нам, старикам, встреча с вашим младым, незнакомым племенем… Хотя оно и не самое уже молодое. Подрастает еще моложе. Те уж вовсе — словно бы из этих самых внеземных цивилизаций…