Эрик Расселл - Часовые Вселенной

Еще одного человека тем же манером схватили на пустыре, ярдов через двести дальше по дороге. Проходя мимо остова многоквартирного дома, Грэхем видел, как охотник и его добыча пересекли открытый участок. Гротескно удлиненная тень пешехода, высвеченная бледным сиянием шара, стремительно неслась впереди. Бег жертвы был столь неистов, как будто она спасалась от порождения ада. Человек несся огромными неуклюжими скачками, из сдавленного ужасом горла вырывались невнятные обрывки слов.

Переливающаяся голубая бестия нависла над жертвой, образовав вокруг ее головы дьявольский нимб. Потом раздулась, поглотив беглеца вместе с последним отчаянным воплем. Перед тем как подняться в небо с добычей, витон выпустил два светящихся кольца.

Третьего и четвертого схватили на Дрекслер-авеню. Они успели заметить пикирующие голубые молнии. Один бросился бежать. Второй упал на колени, скрючился в жутком поклоне и закрыл голову руками. Бегущий что-то хрипло выкрикивал. Живот у него трясся, по ногам текло, вопли звучали, как стенания обреченной на заклание жертвы. Коленопреклоненный оставался в той же позе, как будто молился своему идолу. Но идол, как и все боги, не внял молитвам. Обоих схватили одновременно. Оба разом вскрикнули, разом вознеслись в небеса — и еретик, и истово верующий, и грешник, и праведник. Витоны никому не оказывали предпочтения, никого не миловали. Они сеяли гибель так же неумолимо, как торговцы смертоносным бактериологическим оружием.

Лоб Грэхема покрывала обильная испарина. Он крадучись проскользнул по дорожке к дверям больницы «Самаритэн». Перед встречей с Гармонией он отер со лба пот и решил ничего не рассказывать о трагических событиях, свидетелем которых он оказался.

Она, как всегда, выглядела сдержанной и спокойной. Во взгляде глубоких темных глаз ему почудилась какая-то убаюкивающая безмятежность. Однако они видели его насквозь.

— Что случилось? — спросила девушка.

— Случилось? С чего вы взяли?

— Вид у вас взволнованный. К тому же вы только что вытерли лоб.

Вытащив носовой платок, Грэхем еще раз отер испарину и спросил:

— Откуда вы узнали?

— Он у вас еще влажный.— В глазах ее мелькнула тревога.— Витоны снова гнались за вами?

— На сей раз не за мной.

— За кем же?

— Это что, допрос? — осведомился он.

— В кои-то веки вы вышли из себя! — сказала она, защищаясь.

— Я всегда выхожу из себя, когда разговариваю с вами.— Он на время выбросил из головы гнетущие мысли и одарил ее призывным взглядом.— Я приду в норму, когда немножко привыкну к вам, когда мы будем видеться чаще.

— В каком смысле?

— Вы прекрасно понимаете в каком.

— Уверяю вас, что не имею ни малейшего понятия, на что вы намекаете,— холодно произнесла она.

— На свидание,— подсказал он.

— На свидание! — Она воздела глаза к потолку.— Подумать только, он явился назначать свидание! И это при том, что творится вокруг.— Она села за свой стол и взялась за ручку,— Вы, должно быть, совсем рехнулись, мистер Грэхем. День добрый, и всего хорошего.

— Сейчас не день, а ночь,— напомнил он и, притворно вздохнув, добавил: — Ночь, так и созданная для любви.

Доктор Кертис громко фыркнула и углубилась в свои бумаги.

— Ладно,— сдался он,— вижу, мне опять дали отставку. За последние дни я к этому уже привык. Давайте поговорим на другую тему. Что вы узнали?

Она отложила ручку.

— Я ждала, пока вы придете в себя. Ведь я уже несколько часов хочу вас видеть.

— Ей-богу? — Он радостно вскочил с места.

— Не обольщайтесь.— Она жестом велела ему сесть.— Все очень серьезно.

— Господи, а со мной-то разве все не серьезно? — изрек он в пространство.

— Ко мне на чай заходил профессор Фармилоу.

— Что же вы такого в нем нашли, чего недостает мне?

— Умение себя вести,— отрезала она.

Он поморщился, но промолчал.

— Кстати, очень милый старик. Вы его знаете?

— Так, немного, а теперь и вовсе знать не желаю.— Он изобразил на лице ревность и презрение.— Тихий вечерок с седеньким козликом? Кажется, он чем-то занимается у Фордэма — тропическими бабочками или еще какой-то ерундой.

— Между прочим, он мой крестный отец.— Она произнесла эти слова с таким выражением, как будто они объясняли все.— Он физик...

— Билл,— подсказал он.

Она не обратила внимания.

— Думаю, что он...

— Билл,— не сдавался он.

— Ну хорошо, хорошо,— нетерпеливо отмахнулась она.— Билл, если для вас это так важно.— Девушка старалась сохранить непроницаемое выражение, но Грэхем уловил на ее лице тень улыбки и получил немалое удовольствие.— Мне кажется, Билл, он что-то задумал. Я боюсь за него. Ведь едва человек успеет что-то задумать, как сразу гибнет.