Эрик Расселл - Часовые Вселенной

— Вполне разумно,— согласился Юргенс.— Я не вижу для человечества никакого выхода, пока оно не сбросит это бремя. Только сознаете ли вы, что такое сопротивление?

— Что же это по-вашему? — поинтересовался Грэхем.

— Гражданская война! — Психолог даже взмахнул рукой, стремясь подчеркнуть серьезность своего заявления.— Чтобы получить шанс нанести витонам хотя бы один удар, вам придется сначала завоевать и подчинить полмира. Человечество разделится на две враждующие половины — уж об этом они позаботятся. И ту половину, которая окажется под витонским влиянием, другой половине придется одолеть, возможно даже истребить, и не просто до последнего воина, но даже до последней женщины, до последнего ребенка!

— Неужели все они дадут себя провести? — вставил Воль.

— До тех пор пока люди думают железами, желудками, бумажниками — всем, кроме мозгов, провести их — проще простого,— зло бросил Юргенс.— Они попадаются на каждый ловкий, настойчивый, возбуждающий пропагандистский трюк и всякий раз оказываются в дураках. Возьмите хотя бы японцев. В конце позапрошлого века мы называли их цивилизованным, поэтичным народом и продавали им лом черных металлов и станки. Через десяток лет мы звали их грязным желтобрюхим сбродом. В тысяча девятьсот восьмидесятом мы снова обожали их, лобызали и называли единственными демократами во всей Азии. А к концу века они опять превратились в исчадий ада. Такая же история с русскими: их поносили, расхваливали, опять поносили, снова расхваливали — и все в зависимости от того, к чему призывали народ: поносить или расхваливать. Любой ловкий обманщик может взбудоражить массы и убедить их любить одних и ненавидеть других, смотря что его в данный момент устраивает. И если заурядный мошенник способен разделять и властвовать, что же тогда говорить о витонах! — Он повернулся к Грэхему.— Помяните мои слова, молодой человек: первым и самым труднопреодолимым препятствием станут миллионы истеричных дуралеев, наших же собратьев.

— Боюсь, что вы правы,— неохотно признал Грэхем.

Юргенс действительно оказался прав, еще как прав. Через семь дней формула Бьернсена поступила на рынок, причем в огромных количествах. А на восьмой день рано утром последовал первый удар. Он грянул с такой разрушительной силой, что человечество было парализовано, как при психической атаке.

На лазурное небо, обрызганное розоватым светом утреннего солнца, невесть откуда низверглись две тысячи огненных струй. Спускаясь все ниже, они бледнели, расплывались и наконец превратились в мощные выхлопы незнакомых желтых стратопланов.

Внизу лежал Сиэтл. Его широкие улицы были еще совсем малолюдны. Из печных труб поднимались редкие кудрявые дымки. Множество изумленных глаз устремились в небо, множество спящих заворочались в своих постелях, когда воздушная армада с ревом пронеслась над Паджет-саунд и обрушилась на город. Стремительный бросок — и рев перешел в пронзительный вой. Желтая сюра промчалась над самыми крышами домов. На нижних поверхностях обрубленных крыльев уже можно было разглядеть эмблемы в виде пламенеющих солнц. От стройных, удлиненных корпусов стали парами отделяться какие-то черные зловещие предметы. Несколько мгновений, показавшихся вечностью, они беззвучно падали вниз. И сразу же дома превратились в бешено крутящиеся вихри пламени, дыма, обломков дерева и кирпича.

Шесть ужасных минут Сиэтл содрогался от серии мощных взрывов. Потом две тысячи желтых смертей, как адские призраки, взмыли в извергнувшую их стратосферу.

Четыре часа спустя, когда улицы Сиэтла еще сверкали от осколков битого стекла, а уцелевшие жители еще стонали среди развалин, атака повторилась. На этот раз пострадал Ванкувер. Пике, шестиминутный ад — и снова ввысь. Медленно, словно неохотно, густеющие струи реактивных выхлопов растворялись в верхних слоях атмосферы. А внизу лежали изрытые улицы, обращенные в руины деловые кварталы, разрушенные жилые дома, вокруг которых бродили враз постаревшие мужчины, рыдающие женщины, плачущие дети; многие были ранены. То здесь, то там слышался неумолчный крик, будто чья-то навеки проклятая душа претерпевала все муки ада. То здесь, то там звучал короткий отклик, приносивший покой и облегчение тем, кто в них так нуждался. Маленькая свинцовая пилюля служила долгожданным лекарством для смертельно искалеченных.

Вечером того же дня, во время сходной и столь же эффективной атаки на Сан-Франциско, правительство Соединенных Штатов официально опознало агрессоров. Для опознания могло бы вполне хватить эмблем на их машинах, но весть, которую они несли, была слишком невероятна, чтобы поверить. К тому же власти еще не забыли те дни, когда считалось выгодным наносить удар под флагом любой страны, кроме своей собственной.