Томас Диш - Щенки Земли

Голос, зазвучавший в моей голове (и в голове Жюли, конечно, тоже), стал утешать:

— Ну-ну, тихо. В чем дело, мои дорогие, мои милые, мои замечательные любимцы? Почему вам хочется освободиться от Сворки? Зачем? Ведь она такая слабенькая! Вы хотите превратиться в Дингов?

— Да! — ответила Жюли. — Именно сегодня, на всю вторую половину дня я хочу стать Динго.

Я был шокирован. Но, должен признать, и немного взволнован. Утекло так много воды с тех пор, как я обходился без Сворки, что эта примитивная мысль появилась и у меня. Всегда есть нездоровая жажда удовольствия натянуть на себя мундир врага, стать чем-то вроде двойного агента.

— Если я отпущу Сворку, вы лишитесь возможности позвать меня. Вам придется только ждать моего возвращения.

— Все будет в порядке, — уверяла его Жюли, — мы и шага не сделаем с фермы.

— Я вернусь утром, маленькие мои. Ждите меня.

— О, мы дождемся, — нараспев пообещали мы с Жюли, словно были его антифоном.

— Вот и я, — заявила о себе Крохотуля, которой по требованию матери пришлось прекратить обследование местности.

И тогда он ушел. Наши разумы выскользнули из Сворки, и нас охватили такое смятение и такой вихрь мыслей, что в течение нескольких минут никто не отважился заговорить. Когда разум на Сворке, в голове может присутствовать несколько мыслей одновременно. Теперь нам предстояло научиться мыслить медленнее — в линейной последовательности.

Щеки Жюли зарделись, глаза заискрились необычным блеском. Я понял, что, вероятнее всего, эта любимица впервые в жизни оказалась без Сворки. Видимо, она чувствовала легкое опьянение, и у меня, несмотря на былой опыт, определенно было именно такое ощущение.

— Привет, земляне, — сказала она. Ее голос, казалось, стал другим, сделался более резким и решительным. Она сорвала яблоко с ветки над головой и потерла его о свою бархатную кожу.

— Тебе не следует это есть. Если помнишь, — предостерег я, — там могут быть микробы.

— Знаю. — Она впилась в яблоко зубами и, давясь от смеха, предложила остаток мне. Это был явно литературный пассаж, но я не смог найти повод отказаться.

Откусив кусочек, я заметил половину червяка, оставшуюся в яблоке. Меня вырвало, и это положило конец нашей едва начавшейся игре в аморальность. Жюли нашла водопроводную колонку и ухитрилась заставить ее работать. Вода имела ржавый вкус, но он был гораздо приятнее того, который я ощущал во рту. Потом моя голова покоилась на коленях Жюли, а ее пальцы ерошили мне волосы — и я уснул, хотя была еще только середина дня.

Когда я проснулся, тепло послеполуденного солнца обжигало меня с головы до пят; я был весь в поту. Ветер мелодично шумел в листве деревьев. Прямо над моей головой хрипло каркнула ворона, потом она взмыла в воздух. Я беспечно следил за ее неуклюжим полетом, но моя беспечность постепенно окрашивалась чувством тревоги. Я как бы осознал свою смертность.

— Мы долежимся до солнечного ожога, — спокойно поделилась своими соображениями Жюли. — Думаю, следует перебраться в дом.

— Это будет нарушением права собственности, — подчеркнуто строго возразил я, вспомнив запрет Роксаны заходить в дом.

— Тем лучше, — сказала Жюли; ее романтическое стремление побыть Динго хотя бы один день еще не иссякло.

Внутри дома с потолка свешивались липкие, пыльные клочья паутины, а скрипучий пол был завален обоями, сорванными со стен временем. В одной из верхних комнат Жюли обнаружила шкафы и комоды с покрывшейся плесенью одеждой, в том числе несколько хлопчатобумажных платьев, которые были бы впору десятилетней девочке. Трудно было представить, что Роксана могла быть такой маленькой — или такой бедной. У меня возникло смутное чувство вины за то, что мы открыли это окно в ее прошлое, и, когда одно из платьев, почти истлевшее за долгие годы, оказалось у меня в руках, внутри него мне почудилось маленькое привидение. Я увел Жюли в другую комнату, где стоял какой-то странный аппарат с широкой подушкой, которая возвышалась чуть ли не на метр над полом. От подушки исходил омерзительный запах.

— Каддлис, смотри-ка — это кровать! Настоящая! Такая редкость была бы на астероидах бесценным подарком судьбы.

— Полагаю, что так, — ответил я, — если бы удалось убрать этот запах.

— Должно быть, она вся прогнила, как и одежда.

Я сел на край кровати, и она подалась под моей тяжестью с металлическим скрипом, таким же, как скрип колонки во дворе. Жюли засмеялась и, усевшись рядом со мной, стала прыгать на постели. Кровать застонала, стон усилился до скрежета, а скрежет завершился лязгом. Жюли безудержно расхохоталась, когда кровать рухнула на пол. Поглядев на Жюли, развалившуюся возле меня на этом причудливом аппарате, я почувствовал нечто такое, чего не испытывал прежде. Потому что хотя мы с Жюли близко знали друг друга уже многие годы, я никогда так безотлагательно не желал ее. Вне всякого сомнения, это тоже было следствием отсутствия Сворки.