Татьяна Апраксина - Цена Рассвета

Сейчас он готов был бросить все, на что работал с двадцати лет, ради одного-единственного человека, ради одного муравья из девятисот миллионов. Не потому, что Арья была экстрой креста, надеждой на перемены, инструментом, чтобы разрешить кризис, к которому пришла культура Вольны. С этим теперь, когда Прагма так неожиданно ушла, могли справиться и люди.

Потому что он любил ее и хотел, чтобы она жила.

Ради этого он готов был умереть в самоубийственном броске в те сферы, где он был жалкой беспомощной тенью. Ради этого он готов был умереть, не увидеть, как другие завершат то, что он начал. Умереть ради того, кого любишь — идея под стать романтичному подростку или старому сентиментальному дураку вроде него.

Часть монолога он невольно проговорил вслух, потому что услышал голос сидевшего рядом в кресле профессора Чеха:

— Мы умираем только за то, ради чего стоит жить. Это сказал давным-давно один мудрый и добрый человек. Такая вот штука жизнь, сынок…

Анджей улыбнулся, не открывая глаз. Мягкий подголовник кресла, наконец-то сброшенный тяжелый скафандр. Бокал вина, выпитого на пустой желудок, плескался между ребрами теплой лужицей. Хотелось закурить, но сигарет с собой не было, а в остальном он чувствовал себя вполне сносно. Теплый ветер уже бил в крылья, приглашая взлететь.

Арья заблудилась во тьме. Не помнила, кто и что она такое — то ли ветер над водой, то ли сама вода. Все эти понятия — «вода», «ветер», — приходили словно откуда-то извне. Она не чувствовала себя. Была только точка, в которой пересекались обрывки мыслей и чувств. Иногда ей казалось, что она слышит голоса, но они слишком быстро обрывались, и — все равно никто не звал ее. Она надеялась, что какой-то из голосов окликнет ее по имени, и тогда она вспомнит, что она такое.

Там, где она находилась, не было ничего и было все. Покинутый беспомощный комок одиночества застыл, пытаясь отделить себя от окружающего, но ничего не выходило.

— Я ветер? — спрашивала она. — Я вода?

— Ты ветер, ты вода… — отвечало эхо.

— Я существую?

— Да… нет… — откликалась тьма.

Вопросы отнимали последнюю надежду. Она таяла, как туман поутру, а вместе с надеждой таяла и сама Арья.

Арья… это имя, имя! Оно пришло не изнутри, а извне, как она и ждала. Она рванулась на голос, отказываясь от воды и ветра, от тумана и полета, ибо она была — Арья.

И стал мир, зелень и лазурь, золото и перламутр. Запахи, миллион запахов. Цветы и травы, прелая листва и мокрый песок, и громче всего — море, пьянящий оглушительный аромат. Полоса прибоя, белая пена, сиренево-серая гладь до горизонта. Здесь она была счастлива, сюда стремилась всю жизнь.

Жизнь? Что это? Полоса препятствий, каждое сложнее другого, но в финале — вот эта вот счастливая страна, сады у моря. Вернулось ощущение тела, у нее были руки и ноги, и лицо, которое можно было омочить в сладковатой морской воде. Путь был долог, но она пришла сюда, через годы, через все преграды.

Не хватало только одного — человека, о котором напоминали вода и солнце, трава и небо…

Анджей парил между цветных линий и радужных сфер. Спутника он чувствовал, хотя, оглядываясь, не мог различить его силуэт, не мог найти ту точку, откуда исходило ощущение присутствия. Он искал Арью, искал ее линию среди всех, но яркая, багрово-алая, словно артерия, трубка, выходившая из запястья, путеводная нить связи, ветвилась на миллионы крошечных капилляров, пронизывавших все. Ее не было нигде, она была везде.

Двигаться вверх становилось все труднее. Настал момент, когда он больше не мог опираться на ощущение присутствия тройки экстр. Теперь он опирался только на плечо профессора Чеха, тот толкал его вперед и ввысь, но и это в конце концов кончилось.

— Дальше — один, сынок. Прощай… — послышался голос за спиной, и последний толчок в спину придал много сил.

На этом импульсе Анджей пролетел далеко, очень далеко, а когда почувствовал, что подъем замедлился, рванулся уже сам.

Полет привел его к невидимой упругой преграде. Чувство опасности, не подводившее никогда, сообщило монотонным голосом автоответчика, что пока еще есть возможность вернуться, а за чертой ее не будет. Ему не препятствовали, просто равнодушно предупреждали, но Анджей верил: то, что он ищет — там, и без колебаний двинулся вперед.

Он стоял у края моста, сложенного из серого камня. Позади расстилалось бескрайнее поле зеленой травы. Перед ним была река с прозрачной чистой водой, и плиты моста приглашали сделать шаг. Солнце уже садилось, и Анджей точно знал, что с наступлением ночи вынужден будет пройти по мосту*. Страха не было. Там, за рекой, его ждали и готовы были принять. Но оставалась одна вещь, которую он обязан был сделать перед тем, как ступить на серый мост.