Исай Давыдов - Он любил вас. Девушка из Пантикапея (сборник).

— Зря ты выкинула эти кубики, — вслух подумал я.

— Почему?

— Нам было бы полезно исследовать их.

— Прости… Я не подумала об этом… Мне казалось, нынешние люди Земли знают столько, что какие-то невкусные кубики им неинтересны.

Мы медленно идем по мокрому асфальту. Я знаю, что Корнелия думает сейчас о Гао. И я тоже думаю о нем. Мне очень жаль, что он не доверился нашей Земле. По крайней мере, в нашей стране для него и его товарищей нашлось бы и место и дело.

— Слушай, Корнелия, — говорю я. — А если ты позовешь Гао сюда? Мы встретим его, как брата! Ему будет хорошо в нашей стране. И он и его товарищи будут жить свободно и счастливо. Позови их сюда, Корнелия!

Она усмехается. Она коротко и жестко говорит:

— Нет. Это невозможно.

— Но почему? — горячо возражаю я. — Ведь Гао можно убедить!

— Гао не верит словам.

— Даже твоим?

Она смотрит на меня обиженно. Она негромко говорит:

— Не надо так… У вас часто говорят такие вещи, и мне это не нравится. Открыватели звезд не пользуются такими приемами… Гао знает, что я неопытна. Я могу решать только свою судьбу, но не судьбу товарищей Гао… Он говорил мне, что каждый правитель называет свое государство самым свободным и счастливым. И многие вслед за правителем повторяют это… Так было на планете Гао. И так было в Риме. Я помню… И поэтому Гао не верит ничьим словам. Он прилетит сюда только тогда, когда у него не будет иного выхода. А это определится не скоро. На Земле пройдут века, пока это определится. Гао не изменит своего решения, Он долго думал, прежде чем принял его.

…На мокрый асфальт падают последние тяжелые коричневые листья. Корнелия старательно обходит их. Она не хочет давить их подошвами. Мы медленно идем по улице к своему дому и думаем. Мы думаем о Гао…

Проходит еще полгода. Эти полгода многое меняют в моей жизни. И не только в моей, но и в жизни Корнелии. Есть, наверно, какие-то биологические законы, определяющие, кому и кого нужно было бы любить. Я юрист. Я знаю много законов. Но этих законов я не знаю. Однако я подчиняюсь им так же, как все. Я любил девушек и до Корнелии. Мне бывало очень тяжело, когда я ссорился и расставался с ними. Но я всегда чувствовал, что будет кто-то еще, что впереди много счастья.

С Корнелией я не ссорился и не расставался. Но с самого начала я почему-то чувствовал, что после нее не будет никого, что после нее счастья не будет. Поэтому я даже думать не хотел о том, что будет «после», о том, что случится, если Корнелия меня не полюбит.

Может, именно это все и решило?.. Я ведь уже не представлял себе жизнь без Корнелии, и Корнелия не могла этого не понимать.

Я знал, что она все время сравнивает. Я знал, что мне трудно выдержать сравнение с Гао — мудрым и смелым человеком. Но я знал также, что ей приходится сравнивать не только нас. Ей приходилось сравнивать жизнь — ту жизнь, которая ожидала ее с Гао, и ту, которая ожидала ее со мной. Я очень надеялся на то, что сама наша жизнь поможет ей сделать этот выбор, проголосует за меня.

Я все больше рассказывал ей о нашей стране, о том, чем она отличается от других стран, о тех великих, справедливых принципах, которые заложены в основе всей нашей жизни. Чем лучше Корнелия знала русский, чем глубже вгрызался я в латынь, тем все более обстоятельными становились мои рассказы. Я объяснил ей, что я юрист, что я знаю законы. Гао еще только предстоит создавать справедливые законы. А у нас они созданы — бери, пользуйся, не позволяй их нарушать. Корнелия усмехнулась.

— Создавать справедливые законы интереснее, чем пользоваться готовыми. — Она сказала это спокойно, раздумчиво, Именно поэтому ваши единомышленники в других странах не сбегаются к вам, а живут и борются там, где родились.

Я понял ее. Я понял, что мне не нужно больше говорить о Гао. Я понял, что мне не нужно больше помогать ей в сравнениях. Мне нужно только ждать. Она сравнит сама.

Вскоре после того вечера, когда мы слушали у Виктора пластинки Робертино Лоретти, я принес домой новенький проигрыватель и кучу пластинок. Особенно много я купил итальянских песен. Все пластинки с итальянскими песнями, какие только были в магазине, я притащил домой.

Наверно, это был лучший подарок, какой Корнелия получила за всю жизнь. Несколько дней она буквально не отходила от проигрывателя. С утра до вечера крутила пластинки, сожгла три предохранителя и страшно испугалась, когда сгорел первый.

— Разве на корабле у открывателей звезд не было записей музыки? — спросил я.