Дверь кабинета с номером восемнадцать была чуть приоткрыта. Санитар подвел Салиса к соседней, с номером двадцать.
— Присаживайтесь, — сказал санитар и постучав открыл дверь с номером восемнадцать.
Салис изображая послушного мальчика присел на один из стульев. Санитар зашел в кабинет. Из неплотно закрытой двери доносились обрывки разговора.
Инспектор прислушался.
— Вколи ему за полчаса до сеанса две-три десятых грамма барбамила или ноль двадцать пять ноксирона…
Лоун слышал названия этих препаратов на встрече в парке, они используются при подготовке объекта к гипнозу. Значит его привели на проверку… сейчас они проверят его реакцию, рассчитают параметры и привет. Инспектор Салис — дежурный по отряду зомби.
«Нет, сразу они кодировать не будут, это точно, — успокаивал себя Лоун.
— Для начала им нужно узнать реакцию на различные внешние раздражители.
Так они ее получат. При поверхностном гипнозе фербиец может сопротивляться внушению, а о том, что он вошел в гипнотический транс узнают по ровному спокойному дыханию, расслабленным чертам лица, по отсутствию реакции на окружающий мир. В общем-то пару пустяков».
Дверь открылась и из нее вышел санитар.
— Прошу вас.
Салис поднялся и прошел в распахнутую дверь.
Навстречу пациенту из-за стола поднялся доктор Экхарт. Окна в кабинете были зашторены, свет погашен. Лишь на столе хозяина кабинета горела лампа.
— Выглядите бодрячком, — сказал Экхарт. — Раздевайтесь по пояс и присаживайтесь.
Доктор развернулся в пол-оборота и показал рукой на кресло, по формам напоминающее стоматологическое. Салису ничего не оставалось, как подчиниться.
Он сел в кресло доктор надел на его голову шапочку из сплетения десятка проводов, прикрепил ко лбу, вискам, сердцу и шее контакты на присосках, смазанных специальной мазью. После этих нехитрых, и, судя по всему, часто проделываемых манипуляций, доктор чем-то хрустнул за спинкой кресла и пациент переместился в полулежачее положение.
— Расслабьтесь, — сказал Экхард и, широко улыбнувшись, добавил. — Подумайте о чем-нибудь большом и теплом.
Салис любил скорее умеренное, нежели большое, но к предстоящей процедуре приготовился. Доктор Экхарт очень тихим голосом начал вещать.
— Вам очень хорошо, вы чувствуете себя прекрасно, вашим ногам тепло.
Вас ничего не беспокоит. Вы слушаете только мой голос. Сейчас вы лежите в шезлонге, на берегу моря и смотрите на великолепный закат. Море спокойно и красное солнце словно тонет в голубой глади.
«Ну, вот и началось, — подумал Салис и вспомнил кусок архивного видеофильма о войнах Земли. Двадцатый век. Косово. Мать с ребенком бежит по опустевшим улицам города, а позади нее взрывается дом и смесь пыли и дыма заволакивает все прилегающее пространство. За кадром голос госсекретаря чувственно говорит о том, что объединенные силы НАТО приняли решение о гуманитарной миссии народам Югославии, и пообещал защитить от геноцида. В следующую секунду в мозгу инспектора всплыло шоссе с идущей по нему колонной из автобусов, грузовиков и тракторов с тележками, набитыми крестьянами. Два самолета делают разворот, выпускают несколько ракет и один из них дает длинную очередь из скорострельной пушки. За кадром премьер-министр Великобритании призывает мировое сообщество помочь албанскому народу. Два автобуса взрываются.
Колонна останавливается, беженцы бросаются в россыпную. На обочине дороги старый серб, стоя на коленях, рыдает над трупами ребенка и молодой женщины.
Вдруг серб разгибается, все еще стоя на коленях, вскидывает кверху руки с жатыми кулаками и кричит небесам: Русский, С-300!» Доктор Экхарт смотрит на показание приборов и поднимает брови домиком.
Его явно что-то озадачило.
— Вы хотите отправить открытку друзьям, — говорит доктор и подсовывает Салису кусок картона и карандаш. — Напишите им пожелание здоровья, что вы их всех ждете здесь, на побережье.
Инспектор помнил из рассказа в парке, что чтобы проверить в гипнозе ли пациент или симулирует, ему предлагают вести себя вполне нормально. При измененном состоянии сознания убедительно проделать это невозможно. Что это значит в буквальном смысле Салис не понял. Но другого выхода не было, нужно было что-то сделать. Он взял картон, карандаш и начал писать. Его рука вывела лишь «Дорогой Монлис…» и сорвалась в неразборчивую синусоиду.
— Потом напишу, — сказал Салис. — Сейчас не хочется. Такой закат не часто увидишь.
Читать дальше