Люда Тимурида - Моя профессия ураган

Я забилась в истерике. Я заметалась в кошмаре сна, крича и вырываясь. Я почему-то кричала. Кто-то меня успокаивал. Я не помню.

Я не помню, что было.

Я совершенно не помню, что было. Было и горько, и все почему-то сладко ныло, когда меня касались его сильные руки… Никогда такого не было… Я спала.

Глупости, конечно, но они были мне приятны… И сквозь сон успокоено шмыгнула… Он что-то втолковывал, будто малому и глупому дитяти, точно успокаивая перед чем-то и чувствуя, что его голос меня успокаивает. Но я не слушала… Просто наслаждалась им… И тепло разливалось по сердцу.

Не знаю, сколько я проспала в блаженной неге… И, почему-то, отчаянно, отчаянно ревела во сне.

— Все хорошо… — очнулась я от его слов. Он осторожно вытирал мои слезы, все еще бывшие на щеке. Или это были капли дождя, попавшие на мое отчего-то счастливое детское лицо? Мне казалось, что я вернулась в детство, что я дома, и что сейчас войдет мама…

— Я принес Вас к себе домой, пока к Вам не вернется память… — сказал он. -

Уже видна наша заимка, вернее ее ориентиры… Здесь за Вами присмотрят и вылечат… Нечего бояться урагана. Вам восстановят память и вернут отцу.

Я вздохнула. Я ничего не понимала, что произошло. Он говорил так, будто ничего не было, я не кричала и не билась, и я просто проспала у него на руках. Ни мыслей, ни кошмара. Просто уснула, когда он взял меня на руки, а теперь проснулась от страха. Это был просто сон. К тому же он мгновенно исчезал, как всякий сон, и я почти ничего уже не могла вспомнить — ни что я с ним делала во сне, ни… Ужасно…

— Да ты уснула! А я тебя разбудил. Не спишь? — он осторожно прижал меня к себе, встряхивая. — Вот и хорошо… Мы уже почти дома… Не плачь…

Что-то выглядело в его поведении странным.

— После того, как мы встретились, ты уснула… — уловив мой взгляд, сказал он.

— Тебе, наверное, приснился какой-то кошмар? Урагана больше нет, никого больше нет, я защищу тебя, я найду, кто ты, только не реви!

Когда хочешь кого-то успокоить, явно не стоит говорить — "не плачь" — это издевательство. Ибо даже если у него еще сухие глаза, и он совершенно не собирался плакать, стоит "посочувствовать" ему — не плачь, ну не плачь.

Достаточно просто спросить: ты не плачешь? Этого обычно хватает. У тебя против воли покатятся проклятые нелепые слезы, ты разрыдаешься против желания.

Так и его успокоение оказало прямо взрывчатый эффект на мои расшатанные полусумасшедшие и самостоятельные чувства. Я по-глупому, как противный капризный ребенок, снова заплакала и заныла, не в силах остановиться. Хоть и пыталась, сознавая идиотскую глупость своего поведения. Я сейчас была почти как младенец. Что хочет — не знает, и возможности сказать об этом не имеет, разве только слезами.

Смех и горе, кто бы подумал! Но я не могла контролировать свое поведение, как не издевательски это звучало. Это была не я, а какой-то ребенок… И всю глупость и бестактностью своего поведения я не понимала. Я даже не сознавала этого.

Я снова тщетно беззащитно прижималась к нему, потеряв всякий контроль, инстинктивно ища у него помощи и защиты. Я не могла себя заставить. Руки сами тянулись к нему и гладили его волосы автоматически, будто всегда так делали, забыв, что так нельзя вести себя с незнакомыми людьми. Они вели себя автоматически, выскальзывая из-под контроля. Я забыла даже, что я встретила этого человека впервые всего два часа назад. Я пыталась это все прекратить, честно. Отчаянно сжимая руки в кулаки, сжимая в линию вздрагивающие открывающиеся губы, кусая их, пытаясь прекратить рев, но не тут то было…

Сколько раз я потом, улыбаясь, вспоминала эту сцену. В тот раз я единственный раз за всю свою прошедшую жизнь плакала по настоящему. Искренне. Сама не зная почему… Еле сдерживая рвущиеся рыдания. Нервы… Они совсем расшатались, и вела себя я совсем некрасиво, противно и выглядела заревано… Противный малый ребенок. Изо всей силы вцепившись в него руками, обильно смачивая слезами.

Наверное, он имел дело с детьми… Ибо постепенно, я даже сама не заметила как, меня успокоили и даже развеселили. Я была полностью счастлива. На десятом небе блаженства… Я заливисто смеялась у него на руках, когда он слегка щекотал меня или пытался развеселить детской невинной шуткой… Этот человек явно имел дело с малышами и знал, как ладить с испуганным ребенком… Пусть этот ребенок — уже почти девушка.

Я широко вздохнула, прижавшись к нему, вытирая о его грудь последние все еще чуть катящиеся сами по себе слезы. И недоверчивая улыбка и слезы… Не знаю почему, но мне захотелось петь…