Люда Тимурида - Моя профессия ураган

Долго молчала. А потом все же решилась и твердо тихо выговорила: — А потом, исполнительницу роли Савитри могут убить.

Запала оглушительная тишина.

В абсолютной тишине я начала роль Савитри. Я всегда знала все роли балета.

Жестко, почти в полную силу своей реакции, не скрывая теперь своих способностей. Превращая и этот ускоренный показ в прекрасный парящий легкий танец. Они замерли еще тише, раскрыв рты.

Потом я быстро, прямо с ходу показала довольно медленно все сложные элементы, раскрыла секреты движений. Надо учесть, что в замке Ухон среди девочек тоже был популярен балет, они владели азами и ставили балеты для себя. К тому же я была уверена, что они не только подглядывали, но и спорили и показывали детские и взрослые подсмотренные роли где-то у себя в компании, хвастаясь и проверяя. Уже дети тэйвонту должны были обладать абсолютной памятью, зрительным воображением и цепкой наблюдательностью.

Потом снова показала первую сцену с Савитри в нормальном темпе, радостно, легко, блестяще, светло, любяще, почти зависнув в воздухе… И резко оборвала.

— А теперь давайте! — холодно сказала я, оборачиваясь и пристально смотря на них. С жесткой отстраненной оценкой, как командир и правитель.

Боже, как они бросились выполнять! Как тянулись изо всех сил! После моего танца они словно обезумели — так стремились повторить. А как работала моя девочка! Она, очевидно, с ужасом поняла, что ей ничего просто так не светит, и она вообще вполне может ничего не получить. Что все будет зависеть только от ее мастерства. Моя неожиданная суровость была для нее шоком. Возможно, она и уловила, что я на нее странно смотрю, но это было и только.

Когда я плавно и напевно начала свою собственную партию Маэ, рвение их достигло апогея. На меня было обращено такое количество безумных детских глазок, горевших яростным огнем серьезной надежды, что выберут именно ее, что я мгновенно успокоилась. Савитри есть. Я протанцевала первую партию с партнером и Савитри вместе со всеми маленькими танцовщиками, зорко наблюдая за всеми и оценивая их согласованность. Иногда я вырывалась и вплеталась непредусмотренной импровизацией в танец то одной, то другой люты, не нарушая их танец, но заглядывая с теплом в глаза, чтобы понять, могу ли с ними сплестись сердцем в танце, ободрить маленькую актрису, раскрыть…

Мне казалось, что они обезумели почему-то. То, что они вытворяли, трудно было назвать танцем. Они буквально рвались из своих глаз ко мне, выпрыгивали душами из своих тел, а моя маленькая делала все прямо с неистовостью, оставляя свое тело и кружась душой на сцене. Я поняла — они меня обманывали — они, очевидно, выучили и подсмотрели все заранее наизусть, просто яростно мечтая, что однажды, может, смогут танцевать, но боялись сказать и боялись признаться даже себе. Наверняка танцевали сами с собой наедине, никому не показываясь. Ах вы маленькие обманщики, — с любовью усмехнулась я кончиками губ детям, — не сами ли вы это подстроили? Девочка моя, ты ведь просто рвешься из жил, глазки твои кричат, какое там равнодушие, притворщица ты этакая! И родинка у тебя на плечике трехугольная!

Они замирали на мгновение, когда им доставалось протанцевать вместе со мной, соприкоснуться в танце, выполнить совместное па, синхронно сплестись жестами в точный рисунок на расстоянии как одно целое мыслью… Только танец и ничего в мире… Я танцевала, как в сказке.

И вдруг все рухнуло. Все замерли, со страхом виновато смотря за мою спину.

Сердце мое упало.

Я медленно стала оборачиваться, и, прежде всего, увидела большое плечо тэйвонту с трехугольной родинкой.

— Так-так, — раздался у меня за спиной ехидный голос Радома, и руки у меня упали, и я застыла. Видимо, он давно там стоял и наблюдал, как я самозабвенно с ними играла, и как они делали то, на что не спросили разрешения, тем более в столь щекотливой ситуации. — Вот, значит, кто прима! Не лучше ли нам познакомиться, госпожа? Если б Рихадо не сказал, где моя жена, я б бегал по всему Дивенору как конь. Я прихожу, а моя жена удрала… Я приезжаю, а она испарилась бесследно… И теперь уже подбила тэйвонту на неповиновение…

Лицо моей девочки исказилось от боли.

Я обернулась, и подхватила ее на руки, заслоняя ее собой, ибо мне показалось, что он может ей угрожать. И застыла, сжавшись, готовая защищать ребенка. Она крепко прижалась ко мне, вызывающе смотря на него.

Странная волна прошла видевшими нас людей — они почему-то замолчали.