Джон Браннер - Зыбучий песок (сборник)

— Минутку! — воскликнул Эрнест. — Когда вы сказали «Она», вы имели в виду…

— Я вам ничего больше не скажу, сэр, — проворчал старик. — Есть такие, кто верит, а есть и те, кто не верит. Но если бы вы прожили в Уэлстоке столько же, сколько я…

— Мне это вовсе не обязательно, — сказал Эрнест.

Теперь уже удивился Гаффер.

— Я правильно вас понял, сэр? — растерянно спросил он.

— Надеюсь, что да. — Эрнест отступил на пару шагов назад и посмотрел на четкий черный силуэт замка на фоне ярких небес. — Она может быть доброй, но Она может быть и жестокой, верно, Гаффер?

Старик совсем растерялся. Но вскоре, впрочем, взял себя в руки и отыскал нужные слова.

— Я знал! — выкрикнул он. — Нельзя было нарисовать такие рисунки, если…

— Что? Что «если»? Продолжайте же! — нетерпеливо потребовал Эрнест.

— Эх, да не мне вам объяснять, сэр! Вы и так все знаете, а остальное только вы сами должны найти и понять. Как и все мы. Только вот что я вам скажу, сэр: вы напали на верный след! А теперь прощайте. Доброго вам дня!

— Как ты думаешь, что он имел в виду? — приставал Эрнест к Элис вечером после обеда.

— А что, если он имел в виду природу? — предположила она.

— Возможно, хотя…

— Персонифицированную природу, разумеется. Ты намекнул, что не веришь дедушке, когда тот утверждал, что все здешние жители совершенно позабыли об истоках обряда украшения колодцев.

— Да, ты, пожалуй, права, — согласился он. — Люди ведь всегда называют природу матерью. Мать–природа, так? Но, несмотря на это…

— Ну?..

Он глубоко вздохнул.

— Живя здесь, а не в замке и отлично помня все, что сказала и сделала моя тетка, я все же никак не могу поверить в то, что Она может быть и жестокой.

— Ты ведь говоришь не о своей тетке, верно? — спросила Элис.

— Нет, не о ней.

— Однако же и она являет собой некий аспект женского начала…

— Я не могу воспринимать ее подобным образом!

— Ну а как же тогда быть с Кали?.. С Кали Дурга?

Застигнутый врасплох, он спросил:

— А ты откуда знаешь о Кали?

— Из дедушкиных книг, разумеется. Ты вырос в Индии, в таких местах, где я никогда не бывала и, по всей вероятности, никогда не буду. Но ведь это совсем не секрет, что я хотела бы побольше знать о тебе. Вот я и начала копаться в книгах. У деда полно всяких старинных книг, посвященных миссионерской деятельности в других странах… Скажи, ты когда–нибудь присутствовал на обряде в честь богини Кали?

— Нет, и скорее рад этому!

— А я думаю, мне это было бы очень интересно… Если, конечно, за происходящим наблюдать издали… Но ты согласен со мной? В том отношении, что миллионы людей в Индии гораздо ближе к первобытной культуре, чем мы, — во всяком случае, мы так считаем, — и они отлично понимают, что природа может быть и жестокой, и доброй.

— Да, конечно. Но если ты думаешь об украшении колодцев…

— Каждый седьмой год во время этого праздника совершалось человеческое жертвоприношение. Так дедушка сказал. А в этом году мистер Эймс жертвует свинью. Ты когда–нибудь слышал, как визжит свинья, когда ее режут? Ох, не надо было мне так говорить!.. Я все время забываю, потому что ты такой милый… Ты ведь и сам не раз слышал, как кричат люди, умирая… Слышал ведь?

— А это. — Во рту у Эрнеста вдруг пересохло; он словно оказался вдруг перед лицом неожиданного соперника. — Об этом тебе Джеральд рассказывал?

— Ему же нужно было с кем–то поделиться.

— Да. Да, конечно. — Эрнст облизнул пересохшие губы.

— А ты разве никогда никому об этом не говорил? Тинклеру, например?

— Тинклеру ничего не нужно было рассказывать: мы с ним вместе через все это прошли.

«Тот огонек в глазах тети Аглаи… — подумал он вдруг. — Точно так же горели глаза и у того генерала! И Тинклер тоже узнал этот блеск в глазах…»

— Тогда, может, стоило рассказать об этом врачу?

— Врачи, которые лечили меня, не были на фронте. Возможно, они многое могли бы себе вообразить, но такого о ни никогда не видели.

— Но ведь врачи тоже часто видят, как умирают люди. И это порой бывает так ужасно! Во время катастроф на железной дороге… или в охваченных пожаром домах… Но еще хуже, когда они умирают в результате неправильно сделанной врачом операции…

— Несчастный случай предотвратить нельзя. А войну люди развязывают по собственной воле!

— Да, конечно… Ты прав. Но неужели у тебя в жизни не было такого человека, которому ты мог бы рассказать все, абсолютно все?

Он покачал головой.

— А я? — Она взяла его за руку и потащила к скамье: он совершенно не сопротивлялся. — Я знаю, по–твоему, только Индия — такая вечная страна, где ничто никогда не меняется, но поверь, в Англии тоже очень много вещей, оставшихся неизменными с незапамятных времен; причем их гораздо больше, чем современные англичане хотят признать. Под маской «добрых традиций» и «старинных обычаев» продолжают существовать самые настоящие предрассудки и суеверия, отголоски древних верований. Да разве и самое главное таинство христианской веры не является по сути своей человеческим жертвоприношением? А если это так, то таинство Причастия, по–моему, весьма сильно связано с символическим каннибализмом!