Елена Хаецкая - Атаульф и другие, Готский для всех

Тут утомились удальцы и снова пошли в дом бражничать. Там и решено было Гизульфа к бабам свести. Гизульф не хотел к бабам идти, но дядя Агигульф настоял, сказав: "Не бойся, я с тобой пойду".

Валамир жил без жены, поэтому у него были рабы, старый дядька с женой, еще от отца достались, и несколько женщин - в походах сам Валамир добыл.

Среди валамировых домочадцев была одна рабыня, девка-замарашка.

Валамир, еще большую потеху предвкушая, сам и предложил ее для Гизульфа.

Удальцы-холостяки ржали, как кони. Даже мрачный Од смеялся.

Привели девицу. Сонная была, в волосах солома, глаза на свет щурит. Валамир ее с сеновала вытащил - спала она там.

Валамир ее в спину подтолкнул к Гизульфу. "Вот жених твой". Все хохочут, девица озирается, Гизульф красный стоит.

Тут дядя Агигульф, видя смятение родича своего, встал, взял за руки девицу и племянника своего и повел за собой, сказав: "Идемте, покажу, что делать надо". И ушли втроем на сеновал. А что там произошло, никому не ведомо. И никто из троих про то не рассказывал, но, по виду судя, никто в обиде не остался.

МОЙ БРАТ МУНД И ОД-ПАСТУХ

Когда бык покалечил Мунда, было Мунду лет семь. В том же году умерли от чумы мои братья, голод подступал. Беды обрушивались одна за другой на семя Рагнариса. Потом беды отступили, но Мунд остался кривобоким и сухоруким. Не мог держать меч в правой руке.

С той поры Мунд начал сторониться людей. Мать наша Гизела, потеряв своих детей, больше всех полюбила Мунда и отдавала ему и ласки, и любовь, которую могла бы разделить на нас четверых. И потому мы с братом Гизульфом (Ахма мало что понимал) невзлюбили Мунда. Особенно я его невзлюбил, ибо был тогда мал. Я завидовал моему брату Мунду, потому что он был болен и мать часто просиживала с ним, наделяя его лучшими кусками из скудных наших запасов еды, а мне не перепадало и доброго слова, ибо я был на диво здоров.

Чтобы привлечь внимание матери, я проказил и портил вещи; раз она сказала в сердцах: "И чума-то его не берет". После этого я еще больше возненавидел Мунда.

Поэтому-то, когда я начал мечтать о чуде, я не стал думать об исцелении моего брата Мунда. Нет, вместо этого я грезил о воскрешении берсерка Арбра и о поединке с ним нашего дедушки Рагнариса.

Один раз, слушая годью в храме Бога Единого, я подумал об этом и устыдился.

Но стыдился я своего жестокосердия недолго, ибо по выходе из храма сцепился с Мундом и тот преобидно обругал меня.

Для всех нас было большим облегчением, когда Мунд подался в пастухи, к Оду и его собакам, Айно и Твизо. Од его сманил, посулив одиночество и покой от людей, которые Мунда не жаловали.

И Ода у нас в селе не жаловали, ибо норов у него был мрачный и нелюдимый.

Од сирота; мать его была аланка, и Эвервульф, который женился на ней, взял ее уже беременной.

В тот год, когда чума уносила одного за другим детей тарасмундовых, наш дядя Ульф пошел воевать с герулами и попал к ним в плен. Эвервульф, друг его близкий, в плен не хотел сдаваться и дал себя убить герулам; как ежа, истыкали его стрелами, ибо боялись герулы схватиться с ним в рукопашной схватке. И казнился Ульф, что не сумел друга спасти или что не пал рядом с ним, пронзенный теми же стрелами.

Добра после себя Эвервульф почти не оставил: хижина плетеная на краю села и жена с мальчишкой; рабов же не держал, ибо не к чему были ему лишние рты, коли жена была; рабочих же рук на малое его хозяйство хватало.

Аланка в том же году умерла от чумы. Много людей по всему селу умерли от этой чумы.

Так и остался Од сиротой. Старейшины же определили его скот пасти, чтобы не пропал.

С Ульфом же так вышло.

После того, как ушли они на герулов, долгое время не было от них вестей. Как-то раз на рассвете прибыли двое конных - чужие; посольство от герулов.

Так сказали они: "По миру неурожай и голод и чума. Ваши готы пришли к нам, и мы взяли ваших готов. Кормить их не будем. Дадите за них пшеницу отпустим домой. Не дадите за них пшеницу - убьем, ибо кормить их нечем".

Посовещались старейшины, и Хродомер объявил о согласии нашем. Несколько дней шел торг о цене, ибо опасались старейшины, как бы нам не умереть.

Потом уже мы с братом Гизульфом узнали про один разговор, бывший между дедом нашим Рагнарисом и отцом нашим, Тарасмундом. Рагнарис говорил, что в давние времена так делали - и делали правильно: когда подступал голод, отдавали богам всех неполноценных детей, чтобы не ели хлеб полноценных; и берется он, Рагнарис, Ахму-дурачка и Мунда-калеку, отвести в капище и предать Вотану, чтобы сохранить Гизульфа и Атаульфа, то есть меня.