Дино Динаев - Командировка в ад

— Товарищ лейтенант, а что делает ДПС ночью на складе? — спросил Богомол.

— У меня документов нет! — вызывающе сказала женщина.

— Боря, посади женщину в машину! — приказал Богомол.

Он профессионально выделил для себя "лейтенанта". От парня за версту несло даже не криминалом, а чем-то гораздо более серьезным. Богомол пару раз побывал в горячих точках и навидался там подобного народа. Опасного народа, даже огнеопасного, понимающего только команды до слова типа: рейд, зачистка, огонь на поражение. С самого начала Богомол решил взять самого сильного противника на себя. Глянув в глаза Белова, он вдруг прочел все свои раскладки. Тот снисходительно улыбался.

— Чего скалишься? — спросил Богомол тихо, теперь они были один на один с противником, вне зависимости от того, сколько народа находится вокруг, но Белов ничего не сказал, продолжая расслаблено держать руки внизу.

Трое мужчин в штатском, "лейтенант" и прыщавый длинный парень оказались слишком тесной группой, чтобы можно было РАБОТАТЬ, и Богомол приказал Мошонкину также увести пацана и посадить к женщине. Богомол чувствовал, что эту взрывоопасную толпу надо разрядить, одновременно он чуял, что сделать это не удастся, потому что чека уже выдернута.

Так как своей машины у федералов не имелось, они совершали пеший обход территории порта, то карлицу и Афериста сажали в машину последнего.

Мошонкин довел задержанного до машины, когда Боря уже сажал в нее карлицу, и в этот момент все и случилось, но случилось настолько быстро, что создалось ощущение, что ни черта ничего не случилось, а все так и было с самого начала.

Стася, обернувшись, улыбнулась широким ядовито накрашенным ртом и неожиданно пнула Борьку в пах. Резкий удар оголил ногу карлицы, мускулистую словно ногу жеребца. Снайпер задохнулся, и свет в его глазах померк. Казалось на мгновение, но когда Борька проморгался, то от машины след простыл. Будто никогда ее тут и не было.

Ноги Королькова в разлет торчали из щели меж контейнерами, было непонятно, как он туда уместился. Богомол сидел, привалившись спиной к контейнеру и, не мигая, смотрел на него. Борьке показалось, что они оба мертвые.

— Живые, не надейся, — буркнул Богомол. — Только ребра обоим переломали как пацанам, обидно. Убили бы, наверное, если бы за Мошонкиным не погнались.

Что касается Мошонкина, то все происходившее слилось для него даже не в одну картинку, а в некий короткий звук. Треск и все уже произошло. Когда он оглянулся на короткий хлесткий звук, напоминающий звук разорванной простыни, было уже некуда бежать и некому помогать. Его коллег некая сила смела с ног, и нечто, отдалено напоминающее человека, с невоспринимаемой глазом быстротой неслось прямо на него.

— Уходи! — гаркнул странный милиционер, рванувшись навстречу приближающемуся противнику и начавшему двигаться с той же невоспринимаемой скоростью, растворяясь то ли в облаке, то ли сгустевшем воздухе.

Мошонкин уразумел, что помочь более опытным товарищам ничем не сможет, потому что у него не было даже оружия, к тому же он видел, как легко Богомола отправили в нокаут, вещь невозможная, как если бы деревенского кузнеца Тимофея вздумал побить недоросль из соседней деревни. Даже пьяный он мог свалить быка трехлетку, но никак не дать себя в обиду. Это касается самого Богомола, то он, пожалуй, и Тимофея бы завалил. Мошонкин понял, что единственное, что может сделать, это попытаться наехать на врагов машиной. Как учил Вольд, если нет оружия, мечи в них всем, что под рукой, а лучше дави машиной. Он и прыгнул за руль. Рядом оказался вопящий от страха клубок, в который непроизвольно превратился Аферист.

Мошонкин успел лишь завести мотор, когда окно заслонила тень. Иван откинулся на сиденье, ожидая неминуемого удара, но это оказался давешний странный мент. Вид у него был такой, как-будто он побывал в многочасовой драке. Одно ухо разорвано, лицо в жутких ссадинах. "Лейтенант" ничего не сказал, а просто кинул некий тяжелый предмет явно технологического вида на педаль газа.

Следующие четверть часа Мошонкин в дальнейшем вспоминал как пятнадцать минут в аду, в течение которых он немыслимым образом уворачивался от несущихся на него препятствий и одновременно пытался не то чтобы снять, а хотя бы сдвинуть немыслимо тяжелую болванку с педали. И, наверное, он чрезвычайно бы возгордился, если бы узнал, что своими, в сущности, сумбурными действиями спас не только всю группу, но и очень важного свидетеля.