Дино Динаев - Командировка в ад

Встреча с настоящим Вольдом стала не разочарованием. Потрясением. Появилась практически религиозная вера, что это какой-то другой Вольд. А сейчас откроется дверь и влетит настоящий. Плечи вразлет и брови вразлет. Глаза голубые. Улыбка широкая, губы алые. В общем, интеллигентный принц с плечами тракториста из девичьих мечтаний.

Когда они сели напротив друг друга, Томлева подумала, что она может коснуться его голой коленкой, и сама мысль об этом была ей неприятна. Наверное, генералу было бы интересно узнать, о чем думают подчиненные ему женщины, получая задание.

Дело обстояло в следующем.

В день, когда случилась знаменательная встреча, погода установилась на загляденье. Август месяц, а солнце припекало как в июне, подтверждая гипотезу о смещении климатических зон к северу. Что означало, что к Алге медленно, со скоростью пять метров за сто лет, но как говорится верно, подступает Африка. Погода не радовала гражданина Улесова, лоцмана порта.

Он шел по территории, погруженный в невеселые думы. Зять Улесова некто Лауэр служил мичманом на злополучной "Кобре". Об аварии в порту, конечно, все уже знали. И что теперь? Осталась дочка вдовушкой, ибо надежды после 3 суток поисков уже не было никакой. Как бывалый моряк Улесов знал это.

И вдруг наш лоцман видит, как из-за контейнерных рядов временных складов выходит зятек. Живой — здоровый. На нем вместо привычной формы, которая, казалось бы, стала его второй кожей, и которую дура-дочка призналась, мичман иногда не снимал даже во время секса, так вот, вместо привычной формы на нем зеленое кашемировое пальто и пенно-белый атласный шарф.

Лоцман, потеряв дар речи, застыл на месте, а наш вроде бы мичман спокойно поворачивается в сторону морвокзала и удаляется неспешным шагом. Тут на лоцмана возвращается способность соображать, и он с истошными радостными криками, захлебываясь от переживаний, кидается за зятем, но нет. Гражданин спокойно оборачивается и спрашивает, что вы тут плетете, дядя. Никакой я вам не зять, и фамилия моя хоть и Лауэр, но должно быть я другой Лауэр, раз вас в упор не знаю. И никакой я не мичман, и совсем даже не военный, а сугубо мирный человек. Старый лоцман кричит:

— Что ж ты делаешь, супостат? Или другую нашел? У тебя жена на 7-м месяце, скоро родит, ты это понимаешь?

Лауэр продолжает гнуть свое, и чтобы дед отстал, показывает ему документы, в которых черным по белому написано, что он не мичман, а совсем даже наоборот, официальный представитель некоей фирмы. И спокойно себе так дальше удаляется.

— Улесов божится и клянется, что это его пропавший зять. Названия фирмы он не запомнил, но утверждает, что знает арендованные ею причалы, — закончил генерал. — Вот с этого и начнете.

Когда они выходили, то в приемной столкнулись с еще одним посетителем. Мужчина в форме подполковника военно-космических сил сидел, плотно задвинув козырек на самые глаза. На коленях у него стоял серебристый чемоданчик, прикованный цепочкой к руке.

При виде выходивших офицер даже не шелохнулся, словно цепной пес, дожидавшийся и слушающийся только хозяина. Вольд прошел было мимо, но в самых дверях встал как вкопанный так неожиданно, что Томлева наехала на него всколыхнувшейся грудью. Вольд, как ни в чем не бывало, достал из кармана сигарету и стал мять. После чего, нарочито медленно повернув голову, демонстративно оглядел сидящего. В ответ чемоданоноситель так же демонстративно посмотрел на него. Во взглядах мужчин сквозила взаимная неприязнь.

— Владимир Петрович, здесь не курят, — сказала Томлева, чтобы разрядить остановку.

Тогда Вольд продолжая мять сигарету, размял ее в пыль. Девушке показалось, что сидевший едва заметно усмехнулся, искривив по-змеиному узкие губы в подобии оскала. Оказавшись в коридоре, Вольд повернулся к девушке и довольно грубо предостерег:

— Никогда не делай мне замечаний!

Это оказались первые слова, обращенные к новой напарнице, и симпатии они ему не прибавили.

Чужие люди бывают больше похожи друг на друга, чем единокровные братья Бзилковские. Старший Михаил, писаный красавец, высокий и статный, обязан был пользоваться успехом у женщин по самому факту своего рождения, но крыша у него съехала конкретно. Он давно перестал выходить из дома, оставив открытым в своем добровольном заточении лишь маленькое окошко в мир в виде слабосветящегося монитора старенького компьютера.

Феликс в отличие от братца был аферистом от природы. Худющий и длинный (под два метра ростом), готовый от худобы сложиться, словно перочинный ножик. Женщины его презирали, и желание секса, неважно какого по качеству и содержанию, пожирало его изнутри. Он вечно ввязывался во всевозможные авантюры.