Ни слова ни говоря, старик отводит ее в сторону, сам опускается перед микроволновкой на корточки, что-то там колдует, после чего та внезапно распахивается. Мало того, раздается мелодичный звонок, который, сколько себя помнит Тамара, не звучал с того самого дня, когда она купила печку у Гарри, который, в свою очередь, стащил ее прямо с прилавка.
— Как это тебе удалось? — спрашивает она.
— Техника любит смазку, как женщина ласку, — ответил старик.
Голос у него приятный, не старческий. "Может, и остальное что-нибудь сохранилось?" — прикинула Тамара. Хоть остатки. Мне ведь много не надо. Чуть тепла, чуть внимания. Я ведь тоже человек. Когда старик очистил тарелку, она поставила еще одну.
— За счет заведения, — говорит она.
Сама садится напротив и смотрит, как он ест. Он недовольно зыркает глазами.
— Сосиски холодные, — бурчит он. — Почему тарелка грязная?
Любого другого он бы вмиг поставила на место, но не хочется портить вечер. И так весь день собачилась, сначала с посетителями, потом притащился Гарри, отобрал дневную выручку. Здоровый черт, пасется на ее харчах и деньгах, а разобраться некому, мужика ведь нет. Чем он вволю и пользуется.
Старик очищает уже третью тарелку, аппетит совеем не старческий. Он аккуратно собирает соус горбушкой и отправляет в рот. С хрустом разгрызает ее. Седая трехдневная щетина на щеках при этом играет словно серебром. Старик кончает есть и в упор смотрит на нее. Тамара вдруг спохватывается, что они одни в пустом баре, а этого человека она совсем не знает. Старик смотрит откровенно оценивающе. Она вдруг понимает, что интересует этого старого пня как женщина. Поначалу она инстинктивно прикрывает рукой чересчур смело распахнутый ворот блузки, открывающей вид на белоснежные груди, похожие на пару сдобных булочек, но потом машет на все рукой. Кто ж приголубит этого беднягу, если не она? Никому то он не нужен: бездомный ничей пес.
— Где я буду спать? — требовательно спрашивает дед.
— Пойдем, покажу тебе, где ты можешь сегодня переночевать, — Тамара идет впереди, он, с шумом отодвинув стул, следом.
Старик сопит, от него пахнет луком, а от пиджака пылью. Комната находится за стойкой. Здесь грубая панцирная кровать со старым матрасом. Прутья в спинке гнутые, словно деревья после бури.
— Спать будешь здесь.
Она уже повернулась, чтобы уйти, когда он цепко схватил ее за талию.
— А ты действительно что-то можешь? — спросила она. — В таком случае мне надо помыть посуду, а потом мы можем подняться ко мне. Не будем же заниматься этим в таком свинарнике. Здесь кто только не спал.
— В койку, — проговорил дед.
— Я не поняла: ты, что мне приказываешь? — даже опешила она от такой наглости.
Глаза его вспыхнули как у кота, и он швырнул ее на постель. Она попыталась сопротивляться, но прочувствовала себя так, словно попала под пресс. Потом она махнула рукой, только констатируя, как с нее поочередно слетают джинсы и трусы. Очень быстро она осталась в одних носках.
"Это быстро кончится", — убеждала она себя. Не угадала. Старик любил ее сначала в классической позе, потом положил на бок, потом поставил на колени. Через некоторое время она полностью потеряла над собой контроль. Все поплыло перед глазами, сладкие конвульсии прокатились внутри. Она страстно желала, чтобы это продолжалось вечно. Старик обильно оросил ее и повалился рядом.
— Принеси пива, — потребовал он отдышавшись.
Она безропотно подчинилась.
— А еще будет? — с необычной для себя и своего положения робостью поинтересовалась она.
— Сейчас перекурю, и еще будет, — пообещал дед. — В койку.
Он опять запрокинул ее, и все повторилось, с той ли разницей, что Тамара отдавалась со всей внезапно пробудившейся страстью. Она рычала и выгибалась всем телом. Наслаждение давно перешло в ту область, когда стало настолько невыносимым, что Тамара забыла, кто она и где находится. Через некоторое время она обнаружила себя с застрявшей меж прутьями спинки головой и писающей словно девчонка.
— Нет, я в таком свинарнике ночевать не могу, — заявил Картазаев.
— Я тебя никуда не отпущу, — перебила она его. — Можешь оставаться у меня сколько захочешь.
С утра женщина летала как на крыльях. В кои годы занялась настоящей готовкой: накрутила котлет из чистого мяса. "Мой Вова не будет есть магазинных", — решила она. Она сама не заметила за собой, когда впервые подумала так. "Мой Вова". В одном она не сомневалась. Он весь ее, и она его никому не отдаст. Ее радостные чаяния прервал стук в дверь и вопли Гарри:
Читать дальше