Дино Динаев - Тотальная угроза

Когда Гарсон достиг вершины, глаза его округлились над маской, а руки стали сдергивать автомат.

— Не стрелять! — зарычал Картазаев.

Но Гарсон и не думал стрелять, указывая автоматом точно указкой:

— Товарищ полковник! Там…

Когда Картазаева угораздило сказать в штабе про мертвяков, Лощекин глянул на него как на сумасшедшего. Как знал, не надо было ничего говорить. Нет, счел это своим долгом.

Военные секреты — выдумка гражданских. Это он понял, когда к вечеру слухи расползлись по Кордону. По всему лагерю его появление встречали смешки. Смеялись даже молодые солдаты, у которых еще волосы не успели отрасти.

Картазаеву было даже не обидно. Поначалу, хотел на Лощекина рапорт написать со злости по использованию призывников первого года службы в Кордоне. Потом остыл.

Генерал заявил, что движущиеся объекты являются ничем иным, как проникшими в город мародерами. Картазаев тоже хотел бы так думать, но "шмель" продолжал передавать фотографии, на котором движение было хоть и не интенсивно, но все же и не думало прекращаться.

В городе никто так долго жить бы не смог.

Возникла пауза. Никто не хотел брать ответственности на себя. Лощекин ждал положенный инкубационный срок, а точнее команды из Москвы, чтобы зайти и закопать вымерший город.

Но весь ужас заключался в том, что город и не думал полностью вымирать. Там что-то происходило. И возможно назревало. В этой связи у Картазаева не выходила из ума ситуация с Дворцом, куда так и не смог проникнуть космический спутник.

Вечером Картазаев направился в медчасть, решив повидаться с Марией.

Такие девушки ждут героев только в кино. Он застал ее в палатке с бравым прапорщиком-десантником Кармалыгой из разведроты. Они сидели за столом с пузырьком спирта и открытой банкой тушенки.

Кармалыга был раскрасневшийся и довольный. Китель распахнут, открывая вид на свежее поменянную для такого случая тельняшку в голубую полоску.

— Свободны, товарищ прапорщик, — строго приказал Картазаев.

Кармалыга уходить не спешил. Судя по топорщившимся штанам, он пребывал в полной боевой готовности.

— Полковник особого отдела 42-й дивизии, — Картазаев достал из кармана удостоверение.

Не жалко. У него полный портмоне таких удостоверений, и все подлинные.

— Застегнитесь, товарищ прапорщик, — укоризненно сделал он замечание. — Такое серьезное положение, а вы в таком виде. Какой пример вы подаете подчиненным.

Прапорщик неспешно застегнулся и вышел, напоследок зло сверкнув глазами.

— Минутку! — вернул его Картазаев и обвел стол рукой. — Заберите все, вы, наверное, потратились.

— Спирт мой, — с вызовом сказала Мария.

— Пусть возьмет, — настоял Картазаев, он же не зверь какой, хоть какое-то будет прапору утешение, а то шел трахаться, а тут на те — особый отдел.

— И возьму! — с вызовом сказал Кармалыга и сгреб все со стола, рассовывая по карманам.

— И что мы будем делать? — спросила Мария, когда жадина ушел. — Ужина вы меня уже лишили.

— Мошонкин! — крикнул Картазаев, заставив девушку вздрогнуть.

Десантник ввалился, топоча башмаками. Застелив скатерть, выставил на стол бутылку коньяка, палку сервелата, лимон, кетчуп, хлеб, ветчину. Когда он закончил сервировку, Картазаев отсек от сервелата половину и отдал Мошонкину свою фляжку.

— Там тот же коньяк, — пояснил он. — Отдыхай, Василий Иванович. Завтра утром вернешься за мной.

— А вам не кажется, что вы слишком самоуверенны? — возмутилась Мария.

Он молча раскупорил бутылку, размышляя о превратностях судьбы. Коньяк есть, а города, где он выпускался, уже не существует.

— О чем вы все время думаете? — спросила она.

— О вас, — признался он. — Вы очень красивая, Маша. Давайте перейдем на ты.

— Ну, для этого сначала надо выпить.

Картазаев налил по сто граммов. Она выпила, не подозревая, чем это чревато. Коньяк попался хороший.42 градуса и выдержка пять лет.

— Вот мы и на ты, — усмехнулась она, захмелев.

Интересно, сколько она спирту успела шарахнуть, подумал Картазаев.

На ней был белый халат, распахивающийся и очень короткий, и, заметив заинтересованный взгляд Картазаева, девушка не замедлила закинуть одну ногу за другую.

— Что ж ты мне замечание не делаешь? — она игриво смотрела на него. — Я тоже не по форме одета.

Все бабы шлюхи, подумал Картазаев.

— Давай сделаем перекур, а то мы гоним, — сказал он вслух, несовпадение мыслей с тем, что он говорил вслух, было его отличительной, въевшейся в подкорку на веки вечные, чертой.