Жюль Верн - Болид

Очень легко представить и понять чувства, которые испытывали миссис Хадлсон и Дженни, глядя на ликующую толпу, собравшуюся около их дома. Они смотрели на эти проявления радости, укрывшись за шторами, висевшими на окне. И хотя доктор появлялся на площадке донжона, его домашние воздерживались выходить на балкон. С тяжелым сердцем думали они о последствиях заметки, опубликованной в газетах. Если мистер Форсайт и мистер Хадлсон, движимые нелепым чувством зависти, оспаривали метеор, то не встанет ли публика на сторону того или другого астронома-любителя? У каждого из них имелись приверженцы. В разгаре страстей, охвативших город, в гуще волнений, которые, возможно, вспыхнут в недалеком будущем, каким окажется положение обоих семейств, положение будущих супругов, этих Ромео и Джульетты, когда научный спор столкнет между собой Капулетти и Монтекки американского городка?

Что касается Лу, то она пребывала в ярости. Ей хотелось открыть окно и обрушиться с горькими упреками на всех собравшихся. Она жалела, что в ее распоряжении не было пожарного шланга, чтобы окатить толпу и потопить крики «ура!» в потоках холодной воды. Матери и сестре с трудом удавалось усмирять чересчур законное негодование девочки.

Не менее напряженная обстановка царила и на Элизабет-стрит. Фрэнсис Гордон охотно послал бы к черту всех этих восторженных почитателей, которые могли усугубить и без того отчаянное положение. Сначала он намеревался подняться наверх к дяде, однако не сделал этого, опасаясь, что не сумеет скрыть испытываемую горечь, и позволил мистеру Форсайту и Омикрону красоваться на башне.

Подобно тому как миссис Хадлсон приходилось сдерживать нетерпение Лу, Фрэнсис Гордон был вынужден усмирять гнев добрейшей Митс. Митс хотела разогнать толпу. Можно не сомневаться, что инструмент, которым она каждый день ловко орудовала, превратился бы в ее руках в грозное оружие. Впрочем, угостить ударами метлы людей, пришедших вас приветствовать, было бы чересчур жестоко, и племянник вмешался ради интересов дядюшки.

— Но, господин Фрэнсис, — воскликнула старая служанка, — разве эти крикуны не сошли с ума?

— Я склонен полагать, что да, — ответил Фрэнсис Гордон.

— И все из-за какого-то булыжника, гуляющего по небу!

— До чего же вы правильно говорите, добрейшая Митс!

— Еще бы! Вот бы он свалился им на голову и раздавил с полдюжины крикунов! Зачем, я вас спрашиваю, нужны все эти болиды?

— Для того, чтобы рассорить семьи! — заявил Фрэнсис Гордон под раскатистый гром криков «ура!».

Действительно, если открытие, сделанное двумя бывшими друзьями, должно было принести им громкую славу, почему бы не поделить ее? Оба имени оказались бы связаны до скончания веков! Ведь не существовало ни малейшей надежды ни на материальные результаты, ни на щедрое денежное вознаграждение. Это было бы чисто платоническое счастье. Но, когда задето честолюбие, когда вступает в свои права тщеславие, разве можно урезонить упрямцев, коих предки заслуженно прозвали бы мэтром Алибороном? [42] Так в XV в. во Франции стали иронично называть аптекарей и врачей. Выражение «мэтр Алиборон» позже стало обозначать человека невежественного, незнающего, но вместе с тем обнаруживающего немалые претензии, а также педанта.

В конце концов, разве не было почетно увидеть метеор? Разве своим открытием метеор не был обязан случаю и тому обстоятельству, что он пересекал горизонт Уэйстона как раз в тот момент, когда мистер Дин Форсайт и мистер Стэнли Хадлсон припали к окулярам своих приборов?

К тому же разве денно и нощно не проносятся мимо сотни, тысячи таких же болидов, астероидов, блуждающих звезд? И разве другие любители не заметили сверкающий след, протянувшийся в пространстве? Да разве возможно сосчитать эти скопища огненных шаров, чертящих причудливые траектории на темном фоне небесного свода? Шестьсот миллионов — такова, по мнению ученых, численность метеоров, за одну ночь врывающихся в земную атмосферу, то есть 1200 миллионов за сутки! А Ньютон утверждал, что невооруженным глазом можно заметить от 10 до 15 миллионов таких небесных тел. «Итак, чем же кичатся эти два первопроходца, твердя об открытии, перед которым астрономам вовсе незачем снимать шляпы?» — такова была последняя фраза статьи в «Панче», [43] «Панч» («Петрушка») — на самом деле известный английский юмористический журнал, издававшийся в 1841–1992 и 1996–2002 гг. единственной газете Уэйстона, юмористически отражавшей происходящие события и не упустившей возможности проявить остроумие.