Ариадна Громова - По следам неведомого

На радостях мы отправились всей компанией на Санта-Лючию, весь вечер гуляли по ее чудесным аллеям, пили вино в ресторане, танцевали - словом, дали выход радости. Радость эта была тем более сильной, что никто уже не ожидал хороших известий, все сложили оружие, даже фанатик Осборн.

Мендоса с нами не отошел, но видно было, что новость его заинтересовала. Он спросил:

- И теперь вы снова пойдете в горы?

- Конечно, а как же иначе! - воскликнул я.

Мендоса хотел что-то сказать, но промолчал. Заговорил он позднее, когда экспедиция начала снаряжаться в путь.

Прибыла фотография. Светящаяся точка оказалась не так уж далеко от того места, где мы ее рассчитывали найти в первый раз. Таким образом, нам предстояло идти, по крайней мере вначале, по уже разведанному маршруту - это ускоряло и облегчало дело. Мы начали поспешно, с азартом собираться в ^ путь. Когда приготовления были в самом разгаре, Мендоса сказал, что хочет задать мне один важный вопрос. Я порадовался тому, что у него снова появились важные вопросы, я заявил, что я - весь внимание.

Тогда Мендоса, не поднимая глаз, с большим усилием спросил, ищут ли наши руководители переводчика.

- А вы не хотите продолжать с нами путь? - спросил я в свою очередь, хотя понимал, почему Мендоса спрашивает об этом.

Переводчика мы действительно искали, считая, что Мендоса болен и пойти в горы не сможет. Но если он сам хочет... что ж, другого такого, как Мендоса, найти трудно. Да и вообще он уже считается своим человеком в экспедиции. Я всего этого Мендосе высказывать не стал, а подождал, что он ответит на мой вопрос. Мендоса начал говорить хоть и без прежнего жара, но с несомненным чувством. Он сказал, что не может простить себе того неудачного похода... хоть он как будто и не виноват, но все же заставил нас так мучиться попусту. Хорошо, что хоть эта раковина нашлась! А сеньор Мак-Кинли счел бы его мошенником.

- Нет, нет, Алехандро, я знаю. Вы - нет, а он считает, что Мендоса - плут. Но он жесток, он не любит людей.

- Да с чего вы взяли? - запротестовал я.

Действительно, Мак-Кинли обращался с ним зачастую очень реако и сурово, и пылкий Мендоса, конечно, не мог не страдать от этого. Я все же сказал ему, что Мак-Кинли со всеми суров и резок - такой уж у него характер. Мендоса ничего не ответил на это, а стал говорить, что он все же может быть полезен экспедиции, что ему горько расставаться с друзьями ведь я ему друг? - и тому подобное.

- Да ведь вас не трогали только потому, что вы больны! сказал я. - Все мы будем рады, если вы пойдете с нами. И Мак-Кинли тоже будет рад, хоть вы и думаете, что он вас не любит.

Мендоса заявил, что он сейчас чувствует себя здоровым, и очень хочет участвовать в экспедиции. Я ответил, что сообщу об этом руководителям, и ждал, что он еще скажет. Я понимал, что разговор еще не закончился. И действительно, Мендоса спросил:

- Теперь вы, конечно, найдете то, что ищете?

- Думаю, что да. Ведь теперь у нас есть точные указания.

- О, дева Мария, у меня тоже были точные указания! - пробормотал Мендоса, страдальчески скривив рот.

Вслед за этим он заговорил сбивчиво, невнятно, все время смущался а мямлил. Однако смысл разговора был таков: он, Мендоса, хорошо понимает, что теперь его доли в успехе не будет. Но все же - может быть, мы согласимся уделить ему хоть частицу своей славы? Может быть, в разговоре с репортерами добрый сеньор Осборн или русский начальник скажут хорошее слово о нем, Мендосе? Может быть, это принесет ему известность и богатство, кто знает?

Окончив эту речь, Мендоса с мольбой посмотрел на меня.

- Я знаю, что поступаю нехорошо, когда прошу долю в чужой славе. Но если мне так не везет, так не везет! Не рубите веревку, Алехандро!

Я заверил его, что о нем непременно будет упомянуто и в самых теплых выражениях. Ведь он же делил с нами все трудности и опасности и вот опять, несмотря на болезнь, хочет с нами идти. И потом - ведь это благодаря ему мы получили пластинку с загадочными знаками и розовую раковинку. Значит, доля славы вполне законно принадлежит ему.

Мендоса очень обрадовался моим словам.

- Благодарю вас, Алехандро, вы истинный друг и благородный человек! - с чувством сказал он. И тут же добавил, очень печально: - Все же я думаю, что я не имею права... ведь я так долго не отдавал вам пластинку. Кто знает? Если б мы сразу пошли туда, может, тайник был бы еще цел. Нет, Алехандро, того, что я сделал, будет мало для этих собак-репортеров!

- Я сам-"собака-репортер"! - сказал я смеясь. - И уж с меня-то этого достаточно. Я буду обязательно писать о вас, Луис, и других уговорю!