Ариадна Громова - По следам неведомого

- К вам будут ездить корреспонденты! Вы будете рассказывать им всю эту историю. Вы будете водить их в то место, где нашли пластинки!

- Туда они не пойдут, - задумчиво пробормотал Мендоса. Туда тяжело идти.

Но глаза его уже загорелись, он выпрямился и принял молодцеватый вид.

- А ведь это, наверное, правда! - сказал он. - Слава... что ж, это тоже может дать свободу!

После этого разговора Мендоса повеселел, на лице его часто появлялась мечтательная и счастливая улыбка. Когда мы добрались до Сант-Яго, он заявил, что совершенно здоров (и правда, ребро уже срослось, в ноге трещины не оказалось), и целыми днями водил нас с Машей по городу.

В Сант-Яго было уже лето. Мы объедались клубникой, фигами и вишнями, бродили по прекрасным тенистым улицам этого древнего города, заходили в его великолепные мрачные соборы и в старинные дома, построенные на староиспанский лад с мавританским оттенком: с внутренними двориками-патио, с фонтанчиками и зеленью. Поднимались мы и на знаменитый холм Санта-Лючия, где в XVI веке разбил свой военной лагерь Педро де Вальдивия, основатель Сант-Яго; теперь здесь поставлен ему памятник. Богатый чилиец Мартинес превратил этот холм в чудеснейший сад. Там густо разрослись деревья, благоухают цветы; на холм ведет удобная дорога. Мы сидели в ресторане на холме и восторгались, глядя сквозь густую зелень на алые в закатном свете снежные вершины, висящие словно совсем рядом в хрустальном воздухе.

- Сеньор Мартинес был, наверное, необыкновенный человек! - сказал Мендоса. - Он потратил такую массу денег и труда, чтоб сделать подарок городу и стране...

- Он был, наверное, счастлив, когда увидел, как хорошо получилось, - поддразнил я Мендосу. - А? Наверное, не менее счастлив, чем тот, кто изобразил на своем теле историю Робинзона Крузо?

- Конечно, я думаю, что он был счастлив, - сказал Мендоса. - А почему вы об этом говорите, Алехандро?

- Потому, что счастье люди и в самом деле понимают по-разному. Но тот, татуированный, хотел быть счастливым для себя. Ведь не станет же он ходить голым по улице и показывать свои семьсот картинок, да и кому от них польза вообще? А Мартинес сделал доброе дело и для жителей Сант-Яго, и для нас с вами. Вот мы сидим тут и радуемся, видя эту красоту, и хоть сам он давно умер, а его вспоминают с благодарностью. По-моему, вот так надо понимать счастье.

- Как именно? - настороженно спросил Мендоса.

- А вот так, чтоб твое счастье было счастьем для людей. Иначе это будет свинство, а не счастье, - довольно резко пояснял я.

Мендоса долго думал, потягивая чилийское вино, кисловатое и душистое.

- Нет! - сказал он наконец. - Нет, Алехандро, я с вами не согласен. Это - счастье для великих людей. А что же делать простым людям? Они не могут осчастливить других. Разве из-за этого нужно отказываться от своего маленького счастья? Оно ведь так редко встречается в жизни! - И опять в его голосе прозвучала тоска и горечь.

- А если б вы были богаты, Луис, сделали бы вы что-нибудь такое, как Мартинес? - спросил я. - Что-нибудь большое?

- Если б я был богатьгм! Но я никогда еще не был богатым и не знаю, как чувствует себя человек, если у него много денег, - Мендоса мечтательно прищурился. - Но на большие дела нужен ум, фантазия, размах... А я - человек простой. Может быть, я просто жил бы в свое удовольствие, хорошо одевался бы, ел изысканные блюда, пил дорогие вина...

- А что же вы не упоминаете о женщинах, Луис? - несколько ехидно спросил я. Меня, признаться, злили взгляды, которые Мендоса бросал на Машу. В этот день мы гуляли втроем по городу, и Мендоса так много говорил о красоте "смелой русской сеньориты", что Маша совсем растерялась. Она сказала, что ее ждет Этель, и ушла. Я потом заметил Мендосе, что у нас не принято так вести себя с женщиной, а тем более - в присутствии ее жениха.

- Разве у вас ревнуют? - натянуто усмехнулся Мендоса. - А мне казалось, что в вашей стране живут ангелы... Но, простите, Алехандро, я не хочу шутить. Конечно, я слишком открыто выражал свой восторг. Но ведь женщинам это приятно! А добиваться любви сеньориты Марии... вы же сами понимаете, я не смею! И поэтому я думал, что вы не обидитесь.

Он сказал это так, словно был уверен: если б не я, он бы добился ее любви! Меня эта самоуверенность, конечно, разозлила. Поэтому я и спросил его о женщинах.

Мендоса заговорщически подмигнул мне в ответ и рассмеялся.

- О, деньги дают все! - с простодушным восторгом сказал он. - И женщин, и друзей... все!

- Женщин - да. Любовь - нет. Дружбу - тоже нет, - сказал я.